Страниц в журнале: 41 Страница: 18 |
« 1 2 ... 16 17 18 19 20 ... 40 41 » |
Наше творчество
Кто болен. Роман. Часть-8
Автор: Богдан_Н ЗАПИСЬ – 32 (июль, 2011г.) Подхожу к дивану у сарая. На нём, этакой императрицей, возвышается Хавронья. - У тебя есть ножницы? – спрашивает она у меня, - Надо шакала постричь… Сходил домой и принёс двое ножниц, на выбор. Дочь Хавроньи Кабаниха – копия своей матери, только злее и на двадцать лет моложе – усадила на табурет Рабыню Изауру и начала его стричь. - У вас, что на три семьи нет, даже, одних ножниц? Они все молчат. - Чтоб его постричь (у Рабыни Изауры волосы, словно проволока), надо ножницы для кастрации сельскохозяйственных животных, - комментирую я. Хавронья ржёт, словно дюжина пьяных прапорщиков. Рабыня Изаура беззлобно бросает: - Пошли вы на хрен! - Сева, умничаешь? – задаёт мне вопрос Кабаниха. Ещё полгода назад Кабаниха гнала Рабыню Изауру поганой метлой. Отчего Хавронья писала на дочь в ментовку заявления типа: «Мне – Хавронье тяжело вести хозяйство, а моя дочь Кабаниха гонит со двора моих помощников…» Сегодня Кабаниха аккуратно стрижёт Рабыню Изауру. Они тихо, мило о чём-то воркуют… Причина проста: У Рабыни Изауры есть однокомнатная квартира в ста метрах от нашего Аула. Со своими родственниками он в жестокой ссоре. Мужичок, хоть и еле-еле ходит, но всё равно подрабатывает сторожем к пенсии. Все деньги у него вытягивает семейка Хавроньи. Кабаниха и Рабыня Изаура подходят к дивану, на котором сидим мы с Хавроньей. - Надо бы брови подровнять, - говорю я, - А, то больно лохматятся, как у Брежнева… Кабаниха подравнивает Рабыне Изауре брови. Мужичок браво ставит на табурет баллон светлого пива на 2,5 литра и две кружки. - А где третья? Для Севы? – спрашивает Хавронья (она не пьёт и не курит, только матерится и трахается, если есть с кем). - Да. Надо выставить магарыч за ножницы, - поддакиваю. Рабыня Изаура поднимается. - Не надо… Я не буду. Нет настроения… (сейчас пью феназепам), - чуть погодя добавил, - Вообще-то ножницы – это предмет личной гигиены, так же как зубная щётка, мочалка, нижнее бельё… Ты лучше (Рабыня Изаура) как-нибудь откажи себе в бутылке водки, но купи ножницы… Мужичок тупо молчит. - Ты не брезгливый? – спрашиваю я (он молчит), - А то у меня есть трусы, из которых я вырос, то есть поправился и они стали мне малы. Могу тебе их отдать… - Я тоже тебе могу отдать трусы… - Твои (Рабыня Изаура) на меня не полезут… Рабыня Изаура и Кабаниха пьют пиво, заедая его вяленой воблой… Потом Хавронья и Кабаниха начинают до хрипоты, до отборного мата спорить. Спорят долго о том, когда умерла некая Н. Хавронья не выдерживает и звонит по сотовому телефону родственникам Н. Уточняет дату смерти. Спор затихает. Его сегодня выиграла мать. У дочери красное злое лицо и оловянные глаза… ЗАПИСЬ – 33 (июль,2011г.) У Нелюдимой – дочери Блудницкого потроха – сегодня день рождения. Ей исполнилось двадцать два года. Она весь день мелькала в Ауле то там, то здесь в коротком розовом платьице. Было бы оно на дюйм (2,5 см.) покороче и все бы увидели трусики девушки. Вечером Нелюдимая скрылась в квартире и только, время от времени, был слышен её нервный смех с нотками истерии. Мы с Хавроньей, сидя на порванном и обоссанном диване, дышали воздухом. Со стороны свинарника Мясника ветерок донёс вонь дерьма. Сожительница Балбеса – Кукушка сначала Хавронье, а потом и мне принесла по чашке чая и куску домашнего торта в блюдце. Мы с Хавроньей поблагодарили за угощение, пожелали всяческих благ Нелюдимой и сказали, что за нами подарочки. - Вот видишь, (Хавронья), ты катила бочку на (Кукушку), а она с тобою такая внимательная… - говорю я. Хавронья, сидящая сейчас на овсяной диете (с её слов), с жадностью уминает торт и громко сопит. На мои слова не реагирует – молчит. Кукушка – со слов моей свиноподобной соседки – бросила мужа с двумя маленькими детьми. Её вот-вот должны лишить родительских прав. Мало того, она, около ста тысяч рублей, предназначенных для лечения младшего больного ребёнка в Москве, втихаря от мужа сняла со сберкнижки и прогуляла, пропила с Балбесом его дружками-дегенератами. К часам десяти вечера просыпается Балбес. Выходит на крыльцо и начинает орать на весь Аул: - Дайте пол ста! Дайте на пузырь!!! Его посыл направлен к нам: Хавронье и мне, так как нас Кукушка угощала чаем с тортом, а так же матери – Блудницкому потроху. В этот момент здоровый, бритоголовый и синеватый то татуировок Балбес похож на пятилетнего карапуза, что, с долей истерии и агрессии, вымаливает мороженое или пирожное… В половине одиннадцатого я иду домой. Нелюдимая кричит на мать – Блудницкого потроха. У дочери, видимо, истерика… Меня окружают люди, которые по человеческим меркам здоровые, у которых нет справок из жёлтого дома, но я в больших сомнениях, что они здоровы, что они нормальны… Мир не здоров. Планета не голубая, а жёлтая… Да, жёлтая!!! ЗАПИСЬ – 34 (июль, 2011г.) Жара продолжается. Мухи злые и наглые – больно кусаются. Ищу пятый угол. После обеда иду к сараю Хавроньи, чтоб посидеть на лавочке в тени. Хавронья важно сидит – этакая барыня. Возле неё суетится худощавая женщина пенсионного возраста в светлой одежде, в кокетливой шляпке и кроссовках. Как выясняется, она возит и продаёт по селам одежду, нижнее и постельное бельё. - Вот гляди, (Хавронья), красота какая! – щебечет торговка, разворачивая розово-голубую простынь с огромными букетами роз. Цветы величиною с капустные качаны. - Сева, тебе нравится? – спрашивает у меня Хавронья. - Мне нравятся маленькие цветы, - уклончиво отвечаю я (не могу без отвращения глядеть на эту пошлятину и безвкусицу), - Незабудки, - уточняю, - Лесные ландыши… - уже иронизирую. Хавронья и торговка в шляпке моей иронии не замечают. Появляется хмурый и заспанный Рабыня Изаура. - Сходи за квасом! – отдаёт приказ ему Хавронья, - Чего-то мне хочется! Так хочется! Сама не знаю… - капризничает свиноподобная. - Купи ей мешок зефира в шоколаде! – уточняю я. Хавронья знает, что у меня дома всегда есть сладости: зефир в шоколаде, конфеты, халва… После того как бросил курить, меня потянуло на сладкое. Почти на каждой нашей встрече с Хавроньей, она – это животное попрошайничает, канючит: «О-о-ох, хочу шоколадных конфет!» или «О-о-ой, щас бы прямо пару зефирин съела и квасом бы запила!…» Все эти капризы и фокусы делаются для меня и моей матери. - В магазине всё есть. Дают, даже, в долг, под запись… - время от времени, вежливо обламывает жирную сладкоежку моя мама. Рабыня Изаура, еле-еле переставляя больные ноги, поконыгал за квасом и зефиром. Из-за угла сарая вышла долговязая и флегматичная сука Графиня. - О-о-ой! – перепугано воскликнула торговка. - Не бойся… Графиня, пошла вон проститутка!!! – заорала Хавронья. - Я всю жизнь боялась собак и мужчин, - жалуется бабушка в шляпке и кроссовках, - А, да, я ещё боюсь переходить дорогу… Через несколько минут торговка уходит. - Если верить ей (разговор о пожилой женщине в кроссовках), - говорит Хавронья, - то она похоронила восемь близких родственников. Восемь гробов… Сын в двадцать четыре года повесился, узнав, что жена родила не от него… Дочь, оставив на попечение матери двух маленьких детей, уехала в Москву на заработки и не вернулась, пропала безвести… Ей – торговке добрые люди посоветовали больше быть на людях и, заодно, зарабатывать… чтоб не чокнуться и как-то поднять на ноги внука и внучку… Вещи на продажу даёт какой-то человек… - Это похоже на секту… - заметил я. - Не знаю! А-а-а! – зевнула во всю пасть Хавронья, при этом издав звериный, завывающий звук на весь Аул… ЗАПИСЬ – 35 (июль, 2011г.) Позвонила Шапокляк – она член союза писателей и поэтическая звезда города. Ей лет шестьдесят. Она тощая, как вобла, курит питерский беломор и пьёт водку. Шапокляк гундосит в нос, держит дома ни то белую крысу, ни то мадагаскарских тараканов и мечтает о молодом любовнике (она не раз давала понять, что не прочь со мною «замутить») - Здравствуйте, (Шапокляк)! - Здрасти, Сева! - Я вас не отвлёк? Какие новости? Когда собираемся?.. - (Бобо) в отпуске… (Мартовская кошка)… У вас в селе буря была? - Да. В часов десять утра. - Сева, встретимся где-то в середине августа (через две недели). Привези мне морковь, кабачки, капусту… и напиши обо мне стих, в котором я буду главной героиней… Я не нашёлся, что ответить и в растерянности промямлил: - Хорошо… - Пока! - Пока! Может, Шапокляк была пьяна? Может, перегрелась на жарком солнце? Может, и перегрелась, и выпила? Произошла некая химреакция в её птичьей головке и у нас получился такой странноватый диалог. От Шапокляк я, в некоторой степени, завишу. Она заведует отделом поэзии в литературной газете города. Уже давно я ей отдал для публикации подборку своих стихов. Публикация же уже несколько раз переносилась. |