|
Введение в психоанализ.
|
|
|
Красавица
|
#16 | Понедельник, 20.04.2015, 08:03
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 14
Из детских сновидений мы узнали, что работа сновидения стремится к устранению нарушающего сон душевного раздражения при помощи исполнения желания.
все сновидения являются детскими сновидениями, работают с детским материалом, с детскими душевными движениями и при помощи детских механизмов.
желания этих искаженных сновидений — запрещенные, отвергнутые цензурой желания, существование которых как раз и стало причиной искажения, мотивом для вмешательства цензуры.
отрицательная позиция по отношению к теории исполнения желания является следствием цензуры сновидения.
может быть, что работе сновидения не вполне удалось осуществить исполнение желания, так что часть мучительного аффекта мыслей сновидения остается в явном сновидении. Тогда мы соглашаемся, что работа сновидения не достигла своей цели, так же как сновидение, в котором пьешь под влиянием жажды, мало достигает цели утолить жажду. Ее продолжаешь испытывать, и нужно проснуться, чтобы попить. По крайней мере, заслуживает похвалы ясно выраженное намерение.
работе сновидения намного труднее изменить в нужном смысле аффекты, чем содержание; аффекты иногда очень устойчивы.
работа сновидения превратила мучительное содержание мыслей сновидения в исполнение какого-то желания, в то время как мучительный аффект прорывается в еще неизмененном виде.
тот, кто не знает неврозов, представляет себе связь между содержанием и аффектом слишком тесной и поэтому не может понять, что содержание может меняться, не изменяя относящееся к нему аффективное проявление.
Исполнение желания, конечно, должно было бы доставить наслаждение, но, спрашивается, кому? Разумеется, тому, кто имеет желание. Но о видевшем сон нам известно, что он относится к своим желаниям совершенно особо. Он отвергает их, подвергает цензуре, одним словом, не терпит их, их исполнение может доставить ему не наслаждение, а только противоположное чувство. опыт показывает, что это противоположное чувство выступает в форме страха. Видевшего сон в отношении к его желаниям во сне можно сравнить только с существом, состоящим из двух лиц, очень тесно связанных, между собой.
страшные сновидения часто имеют содержание, совершенно свободное от искажения, так сказать, избежавшее цензуры. Вместо цензуры появляется страх.
Если о детском сновидении можно сказать, что оно является исполнением дозволенного желания, об обыкновенном искаженном сновидении — что оно замаскированное исполнение вытесненного желания, то для страшного сновидения подходит только формула, что оно представляет собой неприкрытое исполнение вытесненного желания.
Страх является признаком того, что вытесненное желание оказалось сильнее цензуры. А почему?
1. По непонятным причинам желание может стать иной раз чересчур сильным.
2. цензура не всегда одинаково строга к одному и тому же неприличному элементу.
Если случится так, что цензура на какой-то момент почувствует себя бессильной перед желанием сновидения, то вместо искажения она пользуется крайним средством — отказывается от состояния сна под влиянием нарастающего страха.
Появляющийся при этом в сновидении страх, есть страх перед силой этих желаний. Почему отпор проявляется в форме страха, нельзя понять, изучая только сновидения; очевидно, нужно изучать страх по другим источникам.
В состоянии сна наши дурные намерения, если они и начинают шевелиться, не могут привести ни к чему иному, как к практически безвредному сновидению. Есть благоразумное замечание спящего: ведь это только сон, поэтому предоставим ему свободу действия и будем продолжать спать.
благодаря исполнению желания может осуществиться то, что в высшей степени неприятно, а именно наказание. Наказание тоже является исполнением желания, но другого — цензурирующего лица.
во всей теории сновидения этот момент самый уязвимый и что многие возражения и недоразумения связаны с ним.
Почему смысл ночного мышления не может быть разнообразным, как и смысл дневного мышления, т.е. выражать и какое-то намерение, предостережение, рассуждение за и против, или упрек, укор совести, попытку подготовиться к предстоящему действию и т. д.?
Почему же всегда одно желание или в лучшем случае еще его противоположность?
мне самому не чуждо предположение о соответствии сновидения многообразным формам мышления и интеллектуальных операций. я опубликовал пример одного сновидения, соответствовавшего признанию. Как же я все-таки могу утверждать, что сновидение представляет собой всегда только исполненное желание?
Я делаю это потому, что не хочу допустить, чтобы сновидение путали со скрытыми его мыслями и высказывают о нем то, что относится к этим последним и только к ним.
Абсолютно правильно, что сновидение может представлять все это и быть заменено тем, что мы уже перечислили: Если вы присмотритесь, то увидите, что намерение, предостережение, рассуждение, приготовление, попытка решения какой-то задачи и т. д. – все это относится только к скрытым мыслям сновидения, превратившимся в сновидение. Из толкований сновидений вы знаете, что бессознательное мышление людей занято такими намерениями, приготовлениями, размышлениями и т. д., из которых затем работа сновидения делает сновидения.
Если вас не интересует работа сновидения, но очень интересует бессознательная работа мышления человека, то исключите работу сновидения и скажите о сновидении правильно.
мы узнаем из оценки скрытых мыслей сновидения, что все эти названные чрезвычайно сложные душевные процессы могут проходить бессознательно, — столь же грандиозный, сколь и ошеломляющий результат!
Скрытые мысли — это материал, который работа сновидения преобразует в явное сновидение.
работа сновидения никогда не ограничивается тем, чтобы перевести эти мысли в известную вам архаическую или регрессивную форму выражения. Но она постоянно прибавляет кое-что, не имеющее отношения к дневным скрытым мыслям, являющееся, собственно говоря, движущей силой образования сновидения. Это неизбежное добавление и есть бессознательное желание
я разделяю остатки дневных впечатлений и скрытые мысли сновидения, называя скрытыми мыслями в соответствии с нашим прежним употреблением все то, что мы узнаем из толкования сновидения, в то время как остатки дневных впечатлений — это только часть скрытых мыслей сновидения.
действительно ли остатки дневных впечатлений бессознательны? Они не бессознательны в том же смысле. Желание сновидения относится к другому бессознательному, к тому, которое мы признаем за инфантильное и наделяем особыми механизмами. Было бы вполне уместно разделить эти два вида бессознательного, дав им разные названия.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#17 | Понедельник, 20.04.2015, 08:04
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 15
во-первых, никогда неизвестно, следует ли определенный элемент понимать в его собственном смысле или символически
вследствие совпадения противоположностей при работе сновидения каждый раз остается неясным, следует ли понимать какой-то определенный элемент сновидения в положительном или отрицательном, в прямом или противоположном смысле.
В третьих, вследствие столь излюбленных в сновидении инверсий толкователь волен в любом месте сновидения предпринять такую инверсию.
Наконец, вы сошлетесь на мои слова, что редко можно быть уверенным в том, что найденное толкование единственно возможное.
Всегда есть опасность проглядеть какое-нибудь вполне допустимое перетолкование того же сновидения.
произволу толкователя открывается такое поле деятельности, широта которого, по-видимому, несовместима с объективной надежностью результатов.
многозначность или неопределенность сновидения является его необходимым свойством, вполне отвечающим нашим ожиданиям.
недостатки нашего толкования объясняются неправильностью наших взглядов и исходных предпосылок.
как правило, связь мыслей сновидения между собой, связь сновидения с жизнью видевшего сон и вся психическая ситуация, в которой сновидение происходит, заставляют выбрать из данных возможных толкований одно, а остальные отклонить как непригодные.
мы не должны были бы удивляться и смущаться, если оказалось, что какое-то число многозначностей и неопределенностей сновидения не поддается разъяснению. Несомненным результатом нашего сравнения останется только то убеждение, что такие неопределенности, из за которых хотели поставить под сомнение основательность наших толкований сновидений, являются постоянными характерными чертами всех примитивных систем выражения.
часть вариантов толкования сновидений, которые мы вынуждены предложить, кажутся натянутыми, искусственными, притянутыми за волосы, т. е. насильственными или даже смешными и похожими на неудачную остроту.
Часто просто невозможно давать такие толкования самому, ни один разумный человек не мог бы догадаться об имеющейся связи. Перевод дает нам видевший сон либо сразу благодаря непосредственно пришедшей ему в голову мысли — он ведь может это сделать, потому что у него и возник этот заместитель, — либо он предоставляет нам столько материала, что толкование уже не требует особого остроумия, а напрашивается само собой.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#18 | Понедельник, 20.04.2015, 08:05
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 16
пациентка прямо спровоцировала анонимное письмо, на котором основана ее бредовая идея, высказав накануне интриганке мысль, что для нее было бы величайшим несчастьем, если бы ее муж имел любовную связь с молодой девушкой. Этим она навела служанку на мысль послать ей анонимное письмо. Так что бредовая идея приобретает известную независимость от анонимного письма; она уже до него имелась у больной в форме опасения — или желания.
пациентка отнеслась очень отрицательно к требованию после рассказа своей истории сообщить дальнейшие размышления, приходящие ей в голову мысли и воспоминания. и через два часа беседы заявила, что чувствует себя уже здоровой и уверена, что болезненная идея больше не появится. Но за эти два часа она все-таки обронила несколько замечаний - Она сама была сильно влюблена в молодого человека, того самого зятя, по настоянию которого обратилась ко мне как пациентка. Об этой влюбленности она ничего не знала или, может быть, знала очень мало; при существовавших родственных отношениях эта влюбленность могла легко маскироваться под безобидную нежность. При всем нашем опыте нам нетрудно проникнуть в душевную жизнь этой 53 летней порядочной женщины и хорошей матери. Такая влюбленность, как нечто чудовищное, невозможное, не могла стать сознательной; однако она оставалась и как бессознательная лежала тяжелым грузом. Что-то должно было с ней произойти, какой-то выход должен был быть найден, и самое простое облегчение предоставил механизм смещения, который так часто участвует в возникновении бредовой ревности.
Фантазия о неверности мужа была, таким образом, охлаждающим компрессом на ее жгучую рану. Ее собственная любовь не осознавалась ею, но ее отражение, дававшее ей такие преимущества, навязчиво осознавалось в виде бреда. Все доводы против него, разумеется, не достигали цели, потому что направлялись лишь против отражения, а не против первоначального образа, которому оно было обязано своей силой и который неприкосновенно оставался скрытым в бессознательном.
Во-первых, бредовая идея не является больше чем-то бессмысленным или непонятным, она осмысленна, хорошо мотивирована, связана с аффективным переживанием больной. Во-вторых, она представляет собой необходимую реакцию на бессознательный душевный процесс, угадываемый по другим признакам, и обязана своим бредовым характером именно этому отношению, его устойчивости перед натиском логики и реальности. Она сама есть что-то желанное, своего рода утешение. В-третьих, переживанием, независимо от заболевания, недвусмысленно определяется появление именно бредовой идеи ревности, а не какой-нибудь другой.
почему эта счастливая в браке женщина поддается влюбленноcти в своего зятя, и почему облегчение, которое могло бы быть достигнуто и другим способом, осуществляется в форме такого отражения, проекции своего собственного состояния на мужа?
именно молодой муж дочери стал объектом этой патогенной влюбленности. Сильная эротическая привязанность к дочери, обусловленная в конечном счете сексуальной конституцией матери, часто находит свое продолжение в таком превращении.
Хотя мы можем понять, что произошло с больным, у нас нет, однако, никакого средства сделать это понятным для самих больных.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#19 | Понедельник, 20.04.2015, 08:05
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 17
Невроз навязчивых состояний выражается в том, что больные заняты мыслями, которыми они, собственно, не интересуются, чувствуют в себе импульсы, кажущиеся им весьма чуждыми, и побуждения к действиям, выполнение которых хотя и не доставляет им никакого удовольствия, но отказаться от него они никак не могут. Мысли являются результатом напряженной, изнурительной для больного мыслительной деятельности, которой он очень неохотно отдается. Против своей воли он должен заниматься самокопанием и раздумывать
Импульсы, которые больной чувствует имеют самое страшное содержание, типа попыток к совершению тяжких преступлений, так что больной не только отрицает их как чуждые, но в ужасе бежит от них и защищается от их исполнения запретами, отказами и ограничениями своей свободы. При этом в действительности они никогда, ни разу не доходят до исполнения; в результате побеждают бегство и осторожность.
навязчивые действия, — безобидные отход ко сну, умывание, туалет, прогулка — становятся в высшей степени продолжительными и превращаются в почти неразрешимые проблемы.
не подумайте, что вы окажете больному услугу, если будете его уговаривать отвлечься, не заниматься этими глупыми мыслями, а сделать что-нибудь разумное вместо своих пустяков. Он и сам бы этого хотел . Он только не может иначе
все делается с такой энергией, для которой, вероятно, нет никакого сравнения в нормальной душевной жизни. Он может лишь одно: сместить, заменить, употребить вместо одной глупой идеи другую, несколько ослабленную, перейти от одной предосторожности или запрета к другому, выполнить вместо одного церемониала другой.
бросается в глаза, что противоположности (полярности), которыми полна душевная жизнь, в его состоянии проявляются особенно резко разделенными.
Все вместе приводит ко все возрастающей нерешительности, отсутствию энергии, ограничению свободы.
страдающий имеет весьма энергичный характер, часто чрезвычайно упрям, как правило, интеллектуально одарен выше среднего уровня. По большей части он достигает высокой степени этического развития, отличается чрезмерной совестливостью, корректен больше обыкновенного.
Психиатрия дает различным навязчивым состояниям названия, но больше ничего не говорит о них.
1. Одна почти 30 летняя дама несколько раз в день выбегала из своей комнаты в соседнюю, становилась там на определенное место у стоявшего посередине стола, звонила горничной, давала ей какое-нибудь незначительное поручение или отпускала ни с чем и затем убегала обратно. самая глубокая тайна ее болезни в том, что благодаря ей она охраняет мужа от злых сплетен, оправдывает свое отдаление от него и дает ему возможность вести покойную отдельную жизнь. Здесь больная сразу нашла толкование симптома без руководства или вмешательства аналитика, и оно осуществилось благодаря связи с переживанием, относящимся не к забытому детскому периоду, как это обычно бывает, а случившимся в зрелой жизни больной и оставившим неизгладимый след в ее памяти.
в нормальном состоянии она чувствовала это влияние, но до ее сознания не доходило ничего из душевных предпосылок этого влияния. Она вела себя точно так же, как загипнотизированный, которому Бернгейм внушил через пять минут после пробуждения открыть в палате зонтик и который выполнил это внушение в бодрствующем состоянии, не умея объяснить мотива своего поступка.
. Пока пациентка повторяла навязчивое действие, она ничего не знала о том, что оно связано с тем переживанием. Связь между ними была для нее скрыта; по правде говоря, она должна была ответить, что не знает, в силу каких побуждений она это делает. Затем под влиянием лечения вдруг случилось так, что она нашла эту связь и могла о ней сообщить. Но она все еще не знала о цели, которой служило навязчивое действие, о цели исправить мучительный отрезок прошлого и поставить любимого мужа на более высокий уровень. Это длилось довольно долго и стоило многих трудов, пока она не поняла и не призналась мне, что такой мотив мог быть единственной движущей силой навязчивого действия.
2. Какая дичь, скажете вы, заполняет голову непорочной девушки. Согласен, но не забывайте, я эти вещи не сочинял, а только истолковал.
патологический церемониал неуступчив, он умеет добиться своего ценой самых больших жертв, и он точно так же прикрывается рациональным обоснованием
Наша пациентка в качестве мотива своих ночных предосторожностей приводит то, что для сна ей нужен покой и она должна устранить все источники шума. останавливает большие часы все другие часы из комнаты удаляются Цветочные горшки и вазы составляются на письменном столе так, чтобы они ночью не могли упасть, разбиться и потревожить ее во сне. требование, чтобы дверь между ее комнатой и спальней родителей оставалась полуоткрытой, Подушка у изголовья кровати не должна касаться деревянной спинки кровати. Маленькая подушечка для головы может лежать на большой подушке не иначе как образуя ромб; голову тогда она кладет точно по длинной диагонали ромба. чтобы ее край у ног стал совсем толстым, но затем она не упустит снова разгладить это скопление перьев. Позвольте мне обойти другие, часто очень мелкие подробности этого церемониала; проходит около двух часов, в течение которых девушка сама не может спать и не дает уснуть испуганным родителям.
Я вынужден был делать девушке наводящие намеки и предлагать толкования долго. Она каждый раз отклоняла их решительным «нет» или принимала с презрительным сомнением. Но за этой первой отрицательной реакцией последовал период, когда она сама занималась предложенными ей возможными толкованиями, подбирала подходящие к ним мысли, воспроизводила воспоминания, устанавливала связи, пока, исходя из собственной работы, не приняла все эти толкования. По мере того как это происходило, она также все больше уступала в исполнении навязчивых мер предосторожности и еще до окончания лечения отказалась от всего церемониала.
часы - символ женских гениталий ; горшки и вазы – тоже женские символы ; Подушка для нее всегда была женщиной, говорила она, а вертикальная деревянная спинка — мужчиной. Таким образом, она хотела — магическим способом, смеем добавить — разделить мужчину и женщину, т. е. разлучить родителей, не допустить их до супружеского акта. возможность подслушивать за родителями, но, используя эту возможность, она однажды приобрела бессонницу, длившуюся месяцы. взбивание перины означало делать женщину беременной; однако она не забывала сгладить эту беременность, потому что в течение многих лет она находилась под страхом, что половые сношения родителей приведут к появлению второго ребенка. ромб на всех настенных росписях является руническим знаком открытых женских гениталий. Она сама играла в таком случае роль мужчины, отца, и заменяла головой мужской член (ср. символическое изображение кастрации как обезглавливание).
У нее возникло требование, чтобы подушка не касалась спинки кровати, и она должна выполнять это требование, но она не знает, откуда оно произошло, что означает и каким мотивам обязано своей силой.
находится во власти эротической привязанности к отцу, начало которой скрывается в ранних детских годах. Возможно, поэтому она так недружелюбно ведет себя по отношению к матери. Смеем предположить, что она так заболела, чтобы не выходить замуж и остаться с отцом.
возникает прямая задача найти для бессмысленной идеи и бесцельного действия такую ситуацию в прошлом, в которой эта идея была оправданна, а действие целесообразно.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#20 | Понедельник, 20.04.2015, 08:06
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 18
В близкой аналогии находятся заболевания так называемые травматические неврозы. в их основе лежит фиксация на моменте травмы. В своих сновидениях эти больные постоянно повторяют травматическую ситуацию; там, где встречаются истероподобные припадки, допускающие анализ, узнаешь, что припадок соответствует полному перенесению в эту ситуацию. она стоит перед ними как неразрешенная актуальная проблема Невроз следовало бы уподобить травматическому заболеванию, а его возникновение объяснить неспособностью справиться со слишком сильным аффективным переживанием. Всякий невроз несет в себе такую фиксацию, но не всякая фиксация приведет к неврозу
представлениях и импульсах, появляющихся неизвестно откуда производят на самого больного впечатление, как будто он сверхсильный гость из чужого мира, бессмертный, вмешавшиеся в сутолоку смертных. самое ясное указание на какую-то особую, изолированную от остального область душевной жизни. Это неизбежный путь к признанию существования в душе бессознательного
всегда и везде смысл симптомов неизвестен больному, что анализ постоянно показывает, что симптомы — производное бессознательных процессов, которые, однако, при разных благоприятных условиях можно сделать сознательными, и вы поймете, что в психоанализе мы не можем обойтись без бессознательного в психике
между бессознательностью смысла симптомов и возможностью существования симптомов существует также отношение заместительства. для того чтобы образовался симптом, необходимо также, чтобы смысл был бессознательным. Из сознательных процессов симптомы не образуются; как только соответствующие бессознательные процессы сделаются сознательными, симптом должен исчезнуть. Брейер действительно вылечил свою истерическую пациентку, т. е. освободил ее от симптомов; он нашел технику доведения до ее сознания бессознательных процессов, содержавших смысл симптома, и симптомы исчезли. Это стало возможным благодаря тому, что больная пошла ему навстречу.
Положение о том, что симптомы исчезают, если их бессознательные предпосылки сделались сознательными, подтвердилось всеми дальнейшими исследованиями, хотя при попытке его практического применения сталкиваешься с самыми странными и самыми неожиданными осложнениями.
Если врач передает свое знание больному путем сообщения, это не имеет никакого успеха. Впрочем, было бы неверно так говорить. Успех здесь заключается не в преодолении симптомов, а в том, что тем самым начинается анализ, первыми вестниками которого являются проявления сопротивления.
знание должно быть основано на внутреннем изменении больного, которое может быть вызвано лишь психической работой с определенной целью.
Вы слышали, что задачу психоаналитического лечения можно сформулировать как превращение всего патогенного бессознательного в сознательное. Теперь вы, возможно, удивитесь, узнав, что эту формулировку можно заменить другой: заполнить все пробелы в воспоминаниях больного, устранить его амнезии. Эта оценка амнезии неоправданна. В обоих вышеприведенных случаях, собственно говоря, нет никакой амнезии, никакого выпадения воспоминаний, но прервана связь, которая должна была бы вызвать воспроизведение, новое появление воспоминания.
мы с удивлением узнаем, что и самые последние переживания больных могут забываться и в особенности подвергаются амнезии, если не совсем поглощаются ей, поводы, при которых возникла или усилилась болезнь. Из общей картины такого недавнего воспоминания постоянно исчезают важные детали или заменяются ложными воспоминаниями. Почти всегда бывает так, что лишь незадолго до окончания анализа всплывают определенные воспоминания о недавно пережитом, которые так долго могли задерживаться и оставляли в связи чувственные пробелы.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#21 | Понедельник, 20.04.2015, 08:07
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 19
Мы просим больного прийти в состояние спокойного самонаблюдения, не углубляясь в раздумья, и сообщать все, что он может определить при этом по внутренним ощущениям: чувства, мысли, воспоминания в той последовательности, в которой они возникают. При этом мы настойчиво предостерегаем его не поддаваться какому-нибудь мотиву, желающему выбрать или устранить что-либо из пришедших ему в голову мыслей, хотя бы они казались слишком неприятными или слишком нескромными,
Мы внушаем ему постоянно следить лишь за поверхностью сознания, отказываться от постоянно возникающей критики
именно такие мысли, против которых возникают перечисленные сомнения и возражения, обычно содержат материал, ведущий к раскрытию бессознательного.
Больной всячески сопротивляется. То он утверждает, что ему ничего не приходит в голову, то, что так много, что он ничего не может понять. Далее он выдает себя длинными паузами, Тогда он признается, что не может этого сказать, стыдится Или ему что-то приходит в голову, но это касается другого лица, а не его самого, и поэтому он исключил это из сообщения. Или что теперь ему пришло в голову действительно слишком неважное, слишком глупое и слишком бессмысленное, и так продолжается в бесчисленных вариациях,
Попробуйте-ка в таком городе, как Вена, допустить исключение для какого-то места, вроде Высокого рынка и церкви св. Стефана, объявив, что там нельзя производить аресты, и постарайтесь затем поймать какого-нибудь известного преступника. Его нельзя будет найти ни в каком ином месте, как только в этом убежище.
нарушение святого правила «говорить все — значит действительно говорить все».
удается отвоевать у сопротивления известную долю подчинения основному техническому правилу, и тогда оно переносится на другую область. Оно выступает как интеллектуальное сопротивление, борется при помощи аргументов, пользуется трудностями и неправдоподобными положениями, приходится выслушивать все возражения и критику – настоящая буря в стакане воды.
Пациент часто беспрепятственно позволяет идти анализу своим ходом, так что в загадках его случая заболевания приобретается все больше ясности, но в конце концов мы начинаем удивляться, что этому разъяснению не соответствует никакой практический успех, нет никакого исчезновения симптомов. Тогда мы можем обнаружить, что сопротивление отступило за сомнение, свойственное неврозу навязчивых состояний, и с этой позиции успешно дает нам отпор. Больной сказал себе приблизительно следующее: все это прекрасно и интересно. Я охотно посмотрю, что будет дальше. Это очень изменило бы мою болезнь, если бы было верно. Но ведь я совершенно не верю, что это правильно, а пока я этому не верю, моей болезни ничего не касается.
Если пациент — мужчина, он берет этот материал, как правило, из своего отношения к отцу, на место которого он ставит врача, и таким образом создает сопротивление. Нельзя односторонне осуждать сопротивления этого рода. Они содержат много важнейшего материала из прошлого больного, воспроизводят его в такой убедительной форме, что становятся наилучшей опорой анализа, если их, умело используя технику, направить в нужное русло. Замечательно только то, что сначала этот материал служит сопротивлению и выступает своей враждебной лечению стороной.
наши данные о сопротивлении невротиков устранению их симптомов легли в основу нашего динамического взгляда на невроз. Мы сначала занимались психотерапией при помощи гипноза. Работа шла легче и приятнее, а также намного быстрее. Но результаты были непостоянны и сохранялись в течение непродолжительного времени, поэтому я, в конце концов, отказался от гипноза. И тогда я понял, что при использовании гипноза невозможно было понять динамику этих поражений.
В процессе лечения сопротивление постоянно меняет свою интенсивность; оно всегда растет, когда приближаешься к новой теме, достигает наибольшей силы на высоте ее разработки и снова снижается, когда тема исчерпана. Если нам предстоит перевести в сознание пациента новую и особенно мучительную для него часть бессознательного, то он становится до крайности критичным. Если удалось помочь ему в преодолении этого нового сопротивления, то он снова обретает благоразумие и понимание. Если ему что-то не нравится, он может очень остроумно защищаться от этого и оказаться очень критичным; но если ему что-то выгодно, то он может, напротив, быть весьма легковерным.
возьмем, к примеру, импульс, душевный процесс, стремящийся превратиться в действие, то мы знаем, что он может быть отклонен, и это мы называем отказом или осуждением. При этом у него отнимается энергия, которой он располагает, он становится бессильным, но может сохраниться как воспоминание. Весь процесс принятия решения о нем проходит под контролем Я. Совсем иное дело, если мы представим себе, что этот же импульс подлежит вытеснению. Тогда он сохранил бы свою энергию и о нем не осталось бы никакого воспоминания, а процесс вытеснения совершился бы также незаметно для Я. Таким образом, это сравнение не приближает нас к пониманию сущности вытеснения.
Мы сравниваем систему бессознательного с большой передней, в которой копошатся, подобно отдельным существам, душевные движения. К этой передней примыкает другая комната, более узкая, вроде гостиной, в которой также пребывает и сознание. Но на пороге между обеими комнатами стоит на посту страж, который рассматривает каждое душевное движение в отдельности, подвергает цензуре и не пускает в гостиную, если оно ему не нравится. Вы сразу понимаете, что небольшая разница — отгоняет ли страж какое-то движение уже с порога или прогоняет его опять за порог после того, как оно проникло в гостиную. Дело лишь в его бдительности и своевременном распознавании.
Душевные движения в передней бессознательного недоступны взору сознания, находящегося в другой комнате; они сначала должны оставаться бессознательными. Если они уже добрались до порога, и страж их отверг, то они не способны проникнуть в сознание; мы называем их вытесненными.
Но и те душевные движения, которые страж пропустил через порог, вследствие этого не обязательно становятся сознательными; они могут стать таковыми только в том случае, если им удастся привлечь к себе взоры сознания. Поэтому с полным правом мы называем эту вторую комнату системой предсознательного (VorbewuЯte), [понятие] осознания сохраняет тогда свой чисто дескриптивный смысл. Но судьба вытеснения для отдельного душевного движения состоит в том, что оно не допускается стражем из системы бессознательного в систему предсознательного. Это тот же страж, который выступает для нас как сопротивление, когда мы пытаемся с помощью аналитического лечения устранить вытеснение.
страж между бессознательным и предсознательным — не что иное, как цензура, которой, как мы знаем, подвергается образование явного сновидения.
Остатки дневных впечатлений, в которых мы узнаем побудителей сновидения, были предсознательным материалом, испытавшим ночью в состоянии сна влияние бессознательных и вытесненных желаний и благодаря их энергии сумевшим образовать вместе с ними скрытое сновидение. Под давлением бессознательной системы этот материал подвергся переработке — сгущению и смещению, которые в нормальной душевной жизни, т. е. в предсознательном, неизвестны и допустимы лишь в виде исключения. Это различие в способе работы стало для нас характеристикой обеих систем;
При исследовании сопротивления мы узнали, что оно исходит из сил Я, из известных и скрытых свойств характера. Следовательно, они и позаботились о вытеснении или, по крайней мере, участвовали в нем.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#22 | Понедельник, 20.04.2015, 08:07
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 20-21
Либидо, совершенно аналогично голоду, называется сила, в которой выражается влечение, в данном случае сексуальное, как в голоде выражается влечение к пище.
некоторые из компонентов сексуальной жизни с самого начала имеют объект и сохраняют его, как, например, стремление к овладению (садизм), стремление к разглядыванию и познанию.
первым объектом орального компонента сексуального влечения является материнская грудь, удовлетворяющая потребность младенца в пище. В акте сосания эротический компонент, получавший удовлетворение при кормлении грудью, становится самостоятельным, отказываясь от постороннего объекта и замещая его каким-нибудь органом собственного тела. Оральное влечение становится аутоэротическим, каковыми анальные и другие эрогенные влечения являются с самого начала.
Мы называем мать первым объектом любви.
К тому времени, когда мать становится объектом любви, у ребенка уже началась также психическая работа вытеснения, которая лишает его знания какой-то части своих сексуальных целей. К этому выбору матери объектом любви присоединяется все то, что под названием Эдипова комплекса приобрело такое большое значение в психоаналитическом объяснении неврозов и, может быть, сыграло не меньшую роль в сопротивлении психоанализу.
некоторые из компонентов сексуальной жизни с самого начала имеют объект и сохраняют его, как, например, стремление к овладению (садизм), стремление к разглядыванию и познанию. первым объектом орального компонента сексуального влечения является материнская грудь, удовлетворяющая потребность младенца в пище. В акте сосания эротический компонент, получавший удовлетворение при кормлении грудью, становится самостоятельным, отказываясь от постороннего объекта и замещая его каким-нибудь органом собственного тела. Оральное влечение становится аутоэротическим, каковыми анальные и другие эрогенные влечения являются с самого начала. Мы называем мать первым объектом любви. К тому времени, когда мать становится объектом любви, у ребенка уже началась также психическая работа вытеснения, которая лишает его знания какой-то части своих сексуальных целей. К этому выбору матери объектом любви присоединяется все то, что под названием Эдипова комплекса приобрело такое большое значение в психоаналитическом объяснении неврозов и, может быть, сыграло не меньшую роль в сопротивлении психоанализу. в Эдиповом комплексе можно видеть один из самых важных источников сознания вины, которое так часто мучает невротиков. Легко заметить, что маленький мужчина один хочет обладать матерью, воспринимает присутствие отца как помеху, возмущается, когда тот позволяет себе нежности по отношению к матери, выражает свое удовольствие, если отец уезжает или отсутствует. Часто он выражает свои чувства словами, обещая матери жениться на ней. Скажут, что этого мало по сравнению с деяниями Эдипа, но на самом деле достаточно, в зародыше это то же самое. Часто дело затемняется тем, что тот же ребенок одновременно при других обстоятельствах проявляет большую нежность к отцу; только такие противоположные — или, лучше сказать, амбивалентные — эмоциональные установки, которые у взрослого привели бы к конфликту, у ребенка прекрасно уживаются в течение длительного времени, подобно тому как позднее они постоянно находятся друг возле друга в бессознательном. Мать заботится о всех нуждах ребенка, и поэтому ребенок заинтересован в том, чтобы она ни о ком другом не беспокоилась.
Для сына задача состоит в том, чтобы отделить свои либидозные желания от матери и использовать их для выбора постороннего реального объекта любви и примириться с отцом, если он оставался с ним во вражде, или освободиться от его давления, если он в виде реакции на детский протест попал в подчинение к нему.
Если бы маленький дикарь был предоставлен самому себе так, чтобы он сохранил всю свою глупость и присоединил к ничтожному разуму ребенка в колыбели неистовство страстей тридцатилетнего мужчины, он свернул бы шею отцу и улегся бы с матерью
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#23 | Понедельник, 20.04.2015, 08:08
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 22
функция либидо проделывает длительное развитие, прежде чем станет служить продолжению рода способом, называемым нормальным. для каждого отдельного сексуального стремления считаем возможным такое развитие, при котором отдельные его компоненты остаются на более ранних ступенях развития, тогда как другим удается достичь конечной цели.
остановку частного влечения на более ранней ступени следует называть фиксацией влечения.
даже те компоненты, которые развились дальше, могут легко вернуться обратным путем на одну из этих более ранних ступеней, что мы называем регрессией. регрессия бывает, когда стремление наталкивается на серьезные внешние препятствия. Напрашивается предположение, что фиксация и регрессия не совсем независимы друг от друга. Чем прочнее фиксации на пути развития, тем скорее функция отступит перед внешними трудностями, регрессируя до этих фиксаций
Представьте себе, если кочевой народ оставил на стоянках на своем пути сильные отряды, то ушедшим вперед естественно вернуться к этим стоянкам, если они будут разбиты или встретятся с превосходящим их по силе противником. Но вместе с тем они тем скорее окажутся в опасности потерпеть поражение, чем больше народу из своего числа они оставили на пути.
чтобы вы не путали регрессию и вытеснение, надо выяснить отношения между обоими процессами. Вытеснение, это такой процесс, благодаря которому психический акт, способный быть осознанным, делается бессознательным, т. е. перемещается в систему бессознательного. И когда бессознательный психический акт вообще не допускается в ближайшую предсознательную систему, а отвергается цензурой уже на пороге.
Понятие вытеснения, следовательно, не имеет никакого отношения к сексуальности;
мы заметим, что до сих пор употребляли слово «регрессия» не в его общем, а в совершенно специальном значении. Если вы придадите ему его общий смысл — возврат от более высокой ступени развития к более низкой, то и вытеснение подпадает под регрессию, потому что оно тоже может быть описано как возврат на более раннюю и глубинную ступень развития психического акта.
Но то, что мы до сих пор называли регрессией и приводили в связь с фиксацией, мы понимали исключительно как возврат либидо на более ранние ступени его развития, т.е. как нечто совершенно отличное, по существу, от вытеснения и совершенно независимое от него. Мы не можем также назвать регрессию либидо чисто психическим процессом и не знаем, какую локализацию указать ей в душевном аппарате.
Регрессия либидо без вытеснения никогда не привела бы к неврозу, а вылилась бы в извращение.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#24 | Понедельник, 20.04.2015, 08:09
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 23
люди заболевают неврозом, если у них отнимается возможность удовлетворения либидо, т.е. от «вынужденного отказа», их симптомы являются заместителями несостоявшегося удовлетворения.
это утверждение не раскрывает всех тайн, а лишь выделяет важное и обязательное условие заболевания.
Вынужденный отказ чрезвычайно редко бывает всесторонним и абсолютным: чтобы стать патогенно действующим, он должен затронуть тот способ удовлетворения, которого только и требует данное лицо, на который оно только и способно. Есть много путей, чтобы вынести лишение либидозного удовлетворения, не заболев из-за него. Нам известны люди, которые в состоянии перенести такое лишение без вреда, они не чувствуют себя тогда счастливыми, страдают от тоски, но не заболевают.
именно сексуальные влечения чрезвычайно пластичны, Они могут выступать одно вместо другого, одно может приобрести интенсивность других; если удовлетворение одного отвергается реальностью, то удовлетворение другого может привести к полной компенсации. Они относятся друг к другу как сеть сообщающихся, наполненных жидкостью каналов,
Далее, частные сексуальные влечения, так же как составленное из них сексуальное стремление, имеют способность менять свой объект, замещать его другим, в том числе и более легко достижимым; эта способность смещаться и готовность довольствоваться суррогатами должны сильно противодействовать патогенному влиянию вынужденного отказа.
Среди процессов, защищающих от заболевания из-за лишения, один приобрел особое культурное значение. Сублимация – сексуальное стремление направляется к социальной цели, а не к сексуальной, эгоистической в своей основе.
В целом средства противодействия оказываются недостаточными. Количество неудовлетворенного либидо, которое в среднем могут перенести люди, ограниченно. Пластичность, или свободная подвижность, либидо далеко не у всех сохраняется полностью, и сублимация может освободить только определенную часть либидо, а многие люди лишь в незначительной степени обладают способностью к сублимации.
ограничение подвижности либидо делает зависимым удовлетворение индивида от очень незначительного числа целей и объектов.
несовершенное развитие либидо оставляет многочисленные, иногда многократные фиксации либидо, не способные дать реальное удовлетворение.
Фиксация либидо – второй мощный фактор, выступающий вместе с вынужденным отказом причиной заболевания.
при неврозах фиксация либидо представляет собой предрасполагающий, внутренний фактор, вынужденный же отказ — случайный, внешний.
являются ли неврозы экзогенными или эндогенными заболеваниями, неизбежным следствием определенной конституции или продуктом травматических жизненных впечатлений, вызываются ли они фиксацией либидо (и прочей сексуальной конституцией) или возникают под гнетом вынужденного отказа?
Все случаи невротических заболеваний при рассмотрении их причин располагаются в один ряд, в пределах которого оба фактора — особое развитие либидо (сексуальная конституция, переживания, фиксация, вынужденный отказ) и вероятность отсутствия невроза — представлены так, что одно возрастает, если другое уменьшается.
На одном конце ряда находятся крайние случаи: эти люди заболели бы в любом случае вследствие своего особого развития либидо, как бы заботливо ни щадила их жизнь. На другом конце располагаются люди, которые избежали бы болезни, если бы жизнь не поставила их в то или иное положение.
Упорство, с которым либидо держится за определенные направления и объекты, так сказать, прилипчивость либидо, кажется нам самостоятельным, индивидуально изменчивым, совершенно неизвестно от чего зависящим фактором
в анамнезе извращенных весьма часто встречается очень раннее впечатление ненормальной направленности влечения или выбора объекта, на котором либидо этого лица застряло на всю жизнь.
Часть личности отстаивает определенные желания, другая противится этому и отклоняет их. Без такого конфликта не бывает невроза.
для того чтобы такой конфликт стал патогенным, должны быть выполнены особые условия.
Конфликт вызывается вынужденным отказом, когда лишенное удовлетворения либидо вынуждено искать другие объекты и пути. Условием конфликта является то, что эти другие пути и объекты вызывают недовольство части личности, так что накладывается вето, делающее сначала невозможным новый способ удовлетворения. Отсюда идет далее путь к образованию симптомов, который мы проследим позднее.
Отвергнутые либидозные стремления оказываются в состоянии добиться цели окольными путями, хотя и уступая протесту в виде определенных искажений и смягчений. Обходные пути и есть пути образования симптомов, симптомы — новое и замещающее удовлетворение.
К внешне вынужденному отказу, чтобы он стал патогенным, должен присоединиться еще внутренне вынужденный отказ. Разумеется, внешне — и внутренне вынужденный отказы имеют отношение к разным путям и объектам. Внешне вынужденный отказ отнимает одну возможность удовлетворения, внутренне вынужденный хотел бы исключить другую возможность, вокруг которой затем и разыгрывается конфликт. Я предпочитаю этот способ изложения, потому что он имеет скрытое содержание. Он намекает на то, что внутренние задержки произошли, вероятно, в древние периоды человеческого развития из-за реальных внешних препятствий.
силы, которые протестуют против либидо – это не сексуальные влечения. Мы объединяем их во «влечения Я».
мы знакомимся с ними в лучшем случае лишь отчасти благодаря сопротивлениям, оказываемым анализу.
кажется, будто конфликт происходит между различными чисто сексуальными стремлениями; но, в сущности, это то же самое, потому что из двух находящихся в конфликте сексуальных стремлений одно всегда, так сказать, правильно с точки зрения Я, в то время как другое вызывает отпор Я. Следовательно, конфликт возникает между Я и сексуальностью.
Мы не думаем, что либидозные интересы личности с самого начала находятся в противоречии к ее интересам самосохранения; скорее Я будет стремиться на каждой ступени оставаться в согласии с соответствующей сексуальной организацией и подчинять ее себе.
важно, как Я относится к прочной фиксации своего либидо на какой-то ступени его развития. Оно может допустить ее и станет тогда в соответствующей мере извращенным, или, инфантильным. Но оно может отнестись к этому закреплению либидо и отрицательно, и тогда Я приобретет «вытеснение» там, где у либидо имеется «фиксация».
третий фактор неврозов – склонность к конфликтам.
Сначала, вынужденный отказ, затем фиксация либидо, и склонность к конфликтам в результате развития Я, отвергающего такие проявления либидо.
Пьеса «В подвале и на первом этаже». В подвале живет дворник, на первом этаже — богатый и знатный человек. Их дочери играют вместе без присмотра. Девочка дворника, несмотря на свои пять или шесть лет, наблюдала кое-что из сексуальной жизни взрослых, сыграла при этом роль соблазнительницы. В итоге обе девочки начали заниматься мастурбацией. Дочь дворника не придавала этому значения и незаметно для себя прекратила это позже.
Дочь домовладельца еще ребенком заподозрила, что сделала что-то скверное, и после тяжелой борьбы отказалась от мастурбации, но в ней сохранилась какая-то удрученность. Когда в девичьи годы она узнала о половых сношениях, то с необъяснимым отвращением предпочла остаться в неведении. Но теперь она уступила непреодолимому стремлению к мастурбации, о котором не решается пожаловаться.
В годы, когда она могла бы понравиться мужчине как женщина, у нее прорвется невроз, который лишит ее брака и жизненной надежды. Если при помощи анализа удастся понять этот невроз, то окажется, что эта хорошо воспитанная, интеллигентная девушка с высокими стремлениями совершенно вытеснила сексуальные чувства, а они, бессознательно для нее, застряли на жалких переживаниях с подругой детства.
Дочери дворника сексуальная деятельность казалась столь же естественной и не вызывающей сомнения, как в детстве.
Дочь домовладельца испытала воздействие воспитания и приняла его требования. Ее Я из предоставленных ему побуждений создало себе идеалы женской чистоты и непорочности, с которыми несовместима сексуальная деятельность.
Благодаря этому более высокому моральному и интеллектуальному развитию своего Я она попала в конфликт с требованиями своей сексуальности.
Мы ставим вопрос, можно ли в работе нашего душевного аппарата найти главную цель, и отвечаем на него в первом приближении, что эта цель состоит в получении удовольствия. удовольствие каким-то образом связано с уменьшением, снижением или угасанием имеющегося в душевном аппарате количества раздражения, а неудовольствие — с его увеличением. душевный аппарат служит цели одолеть поступающие в него извне и изнутри раздражения и возбуждения и освободиться от них.
В сексуальных влечениях совершенно ясно проглядывает то, что они как в начале, так и в конце своего развития стремятся к получению удовольствия; Принцип удовольствия остается без изменения.
К тому же самому стремятся сначала и другие влечения Я. Но влечения Я изменяются. Задача предотвращать неудовольствие ставится для них почти наравне с задачей получения удовольствия; Я отказывается, откладывает получение удовольствия, а от определенных источников наслаждения вообще отказаться, соглашается пережить немного неудовольствия. Воспитанное таким образом Я стало «разумным», оно не позволяет принципу удовольствия владеть собой, а следует принципу реальности.
Переход от принципа удовольствия к принципу реальности является одним из важнейших успехов в развитии Я.
Если Я человека имеет историю развития, как либидо, то вы не удивитесь, услышав, что бывают и «регрессии Я», и захотите узнать, какую роль этот возврат Я на более ранние фазы развития может играть в невротических заболеваниях.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#25 | Понедельник, 20.04.2015, 08:10
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 23
Врач же признает, что устранение симптомов еще не является излечением болезни. Что остается от болезни после устранения симптомов — то это лишь способность образовывать новые.
Симптомы психических заболеваний — представляют собой вредные психические акты, на которые лицо, жалуется как на вынужденные и связанные для него с неприятностями или страданиями.
Их главный вред заключается в душевных затратах, которых стоят они сами, а в дальнейшем в затратах, необходимых для их преодоления. Оба вида этих затрат могут привести к чрезвычайному обеднению личности в отношении находящейся в ее распоряжении душевной энергии и тем самым к ее беспомощности при решении всех важных жизненных задач.
О невротических симптомах нам уже известно, что они являются результатом конфликта, возникающего из-за нового вида удовлетворения либидо. Обе разошедшиеся было силы снова встречаются в симптоме, как будто примиряются благодаря компромиссу — образованию симптомов. Поэтому симптом так устойчив — он поддерживается с двух сторон.
На путь регрессии либидо увлекает фиксация, которая оставила его на этих участках его развития
Тут пути, ведущие к извращению и к неврозу, резко расходятся. Если эти регрессии не вызывают возражений со стороны Я, то дело и не доходит до невроза, а либидо добивается какого-нибудь реального, хотя уже и ненормального удовлетворения.
Если же Я, имеющее в своем распоряжении не только сознание, но и к реализации душевных стремлений, не согласно с этими регрессиями, то создается конфликт. Либидо должно попытаться отступить куда-то, оно должно выйти из-под власти Я. Такое отступление ему предоставляют фиксации, против которых Я защищалось в свое время вытеснениями. Занимая эти вытесненные позиции, либидо выходит из-под власти Я, его законов, воспитания. Оно было послушно, пока надеялось на удовлетворение; под двойным гнетом внутренне и внешне вынужденного отказа оно становится непокорным.
Либидо теперь заполняет своей энергией представления, которые принадлежат системе бессознательного и подчиняются в частности сгущению и смещению. Так возникают условия, совершенно аналогичные условиям образования сновидений. Но цель сновидения - сохранить сон. Сновидение не настаивает, чтобы резко ответить бессознательному желанию: нет!
Возражение, поднявшееся против либидо в Я, принимает форму «противодействия». Так возникает симптом, как искусно выбранная двусмысленность с двумя совершенно противоречащими друг другу значениями.
как тесно здесь связаны с одной стороны либидо и бессознательное, и с другой — Я, сознание и реальность.
Либидо находит фиксации в «детстве». Здесь «детство» употребляется в двух значениях: врожденные предрасположенности (переживания далеких предков, которые были когда то приобретены; без такого приобретения не было бы наследственности) и чисто случайные переживания личного детства. Они также в состоянии оставить фиксации либидо.
не следует, игнорировать значимость инфантильных переживаний по сравнению со значимостью переживаний предков и собственной зрелости. Они имеют тяжелые последствия, потому что попадают на время незавершенного развития и действуют травматически.
Фиксация либидо взрослого распадается, таким образом, для нас на два компонента: на унаследованное предрасположение и на предрасположение, приобретенное в раннем детстве.
Причины невроза: предрасположение благодаря фиксации либидо (сексуальная конституция (доисторическое или инфантильное переживание) + случайное переживание (травматическое) взрослого.
С фактором детского переживания сексуальная конституция образует опять-таки «дополнительный ряд», подобно уже известному ряду между предрасположением и случайным переживанием взрослого.
Значимость инфантильных переживаний уменьшается тем, что либидо возвращается к ним регрессивно, после того как было изгнано со своих более поздних позиций.
Неврозы у детей встречаются очень часто, гораздо чаще, чем думают. Их нередко не замечают, оценивают как признак испорченности или невоспитанности, в большинстве случаев они проявляются в форме истерии страха. Если в более поздние годы у человека развивается невроз, то при помощи анализа он раскрывается как прямое продолжение того, неясного, лишь намечавшегося детского заболевания. Но, бывают случаи, когда эта детская нервозность без всякого перерыва переходит в болезнь, длящуюся всю жизнь.
Строгая охрана детства теряет свою ценность, потому что она бессильна против конституционального фактора; кроме того, ее труднее осуществить, чем представляют себе воспитатели, и она влечет за собой две опасности, которые нельзя недооценивать: одна достигает слишком многого, а именно создает благоприятные условия для впоследствии вредного чрезмерного сексуального вытеснения, и ребенок попадает в жизнь неспособным к сопротивлению ожидающему его штурму сексуальных требований в период половой зрелости.
Симптом каким-то образом повторяет раннее детское удовлетворение, искаженное цензурой (она вызвана конфликтом). Удовлетворение, которое приносит симптом, имеет в себе много странного. Оно остается неизвестным для лица, которое ощущает это мнимое удовлетворение скорее как страдание и жалуется на него. В большинстве случаев игнорируются объект, и пациенты тем самым отказываются от связи с внешней реальностью. Симптом, как и сновидение, изображает что-то исполненным, дает удовлетворение, но из-за предельного сгущения и в результате крайнего смещения может быть сведено к одному единственному ощущению или маленькой детали.
Мы познакомились с инфантильными переживаниями, на которых фиксировано либидо и из которых создаются симптомы. И вот поразительно то, что эти инфантильные сцены не всегда верны. Да да, в большинстве случаев они не верны, а в отдельных случаях находятся в прямой противоположности к исторической правде. Сконструированные или восстановленные в воспоминаниях при анализе детские переживания один раз бесспорно лживы, другой раз столь же несомненно правильны, а в большинстве случаев представляют собой смесь истины и лжи. Так что симптомы изображают то действительно происходившие переживания, которым можно приписать влияние на фиксацию либидо, то фантазии. Детские воспоминания, которые люди сознательно хранили в себе издавна до всякого анализа, тоже могут быть ложными или могут, по крайней мере, сочетать достаточно истины и лжи. Взрослый имеет фантазии, которыми окутал свою историю детства, как всякий народ сказаниями свой забытый доисторический период.
Мы во время анализа предлагаем поставить наравне фантазию и действительность и не заботиться сначала о том, представляют ли собой реальные детские переживания. Раз больной создал себе такие фантазии, они обладают психической реальностью в противоположность материальной, и мы постепенно научаемся понимать, что в мире неврозов решающей является психическая реальность.
Среди обстоятельств, всегда повторяющихся в юношеской истории невротиков и, по-видимому, почти всегда имеющих место, некоторые приобретают особую важность: наблюдение полового сношения родителей, совращение взрослым лицом и угрозу кастрацией.
не исключено, что маленький ребенок, пока у него не допускают понимания и памяти, и не только в пролетарских семьях, становится свидетелем полового акта родителей или других взрослых, и нельзя отказаться от мысли, что впоследствии ребенок может понять это впечатление и реагировать на него. Фантазия после наблюдения за сношением животных (собак) может перенести впечатления на людей. Фантазией совращения, когда никакого совращения не было, ребенок, как правило, избавляет себя от стыда за мастурбацию, перенося в фантазии желанный объект на эти самые ранние времена.
Создается впечатление, что такие события в детстве каким-то образом требуются, с железной необходимостью входят в состав невроза. Имеются они в реальности — хорошо; если реальность отказывает в них, то они составляются из намеков и дополняются фантазией. Откуда берется потребность в этих фантазиях и материал для них? Невозможно сомневаться в источниках влечений, но необходимо объяснить факт, что каждый раз создаются те же фантазии с тем же содержанием. Я полагаю, что эти прафантазии — являются филогенетическим достоянием. Индивид выходит в них за пределы собственного переживания в переживание доисторического времени.
Мне кажется вполне возможным, что все, что сегодня рассказывается при анализе как фантазия, — совращение детей, вспышка сексуального возбуждения при наблюдении полового сношения родителей, угроза кастрацией — или, вернее, кастрация — было реальностью в первобытной человеческой семье, и фантазирующий ребенок просто восполнил доисторической правдой пробелы в индивидуальной правде. У нас неоднократно возникало подозрение, что психология неврозов сохранила для нас из древнего периода человеческого развития больше, чем все другие источники.
Создание душевной области фантазии находит полную аналогию в организации «заповедников», «национальных парков» там, где требования земледелия, транспорта и промышленности угрожают быстро изменить до неузнаваемости первоначальный вид земли. Национальный парк сохраняет свое прежнее состояние, которое повсюду в других местах принесено в жертву необходимости. Там может расти и разрастаться все, что хочет, даже бесполезное, даже вредное. Таким лишенным принципа реальности заповедником и является душевная область фантазии.
Возврат либидо к фантазиям является переходной ступенью на пути образования симптомов. Интроверсия обозначает отход либидо от возможностей реального удовлетворения и дополнительное заполнение им безобидных до того фантазий. Интровертированный человек еще не невротик, но он находится в неустойчивом положении; при ближайшем изменении соотношения сил у него должны развиться симптомы, если он не найдет других выходов для накопившегося у него либидо.
Вы, наверно, заметили, что в своих последних рассуждениях я ввел в структуру этиологической цепи новый фактор, а именно количество, величину рассматриваемых энергий; с этим фактором нам еще всюду придется считаться.
Конфликт между двумя стремлениями не возникнет, пока не будет достигнута определенная степень заряженности энергией.
Не менее решающим является количественный фактор и для способности к сопротивлению невротическому заболеванию. Это будет зависеть от того, какое количество неиспользованного либидо человек может оставить свободным и какую часть своего либидо он способен отторгнуть от сексуального для целей сублимации.
Есть обратный путь от фантазии к реальности, это — искусство. В основе своей художник тоже интровертированный, которому недалеко до невроза. В нем теснятся сверхсильные влечения, он хотел бы получать почести, власть, богатство, славу и любовь женщин; но у него нет средств, чтобы добиться их удовлетворения. Вероятно, их конституция обладает сильной способностью к сублимации и определенной слабостью вытеснений, разрешающих конфликт.
если кто-то — истинный художник, тогда он имеет в своем распоряжении больше. Во-первых, он умеет так обработать свои грезы, что они теряют все слишком личное, отталкивающее постороннего, и становятся доступными для наслаждения других. Он умеет также настолько смягчить их, что нелегко догадаться об их происхождении из запретных источников. Далее, он обладает таинственной способностью придавать определенному материалу форму, пока тот не станет верным отображением его фантастического представления, и затем он умеет связать с этим изображением своей бессознательной фантазии получение такого большого наслаждения, что благодаря этому вытеснения, по крайней мере, временно, преодолеваются и устраняются. Если он все это может совершить, то дает и другим возможность снова черпать утешение и облегчение из источников наслаждения их собственного бессознательного, ставших недоступными, получая их благодарность и восхищение и достигая благодаря своей фантазии того, что сначала имел только в фантазии: почести, власть и любовь женщин.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#26 | Понедельник, 20.04.2015, 08:11
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 24
«Я» – ненадежный и не беспристрастный свидетель. Я — это сила, которая отрицает бессознательное и сводит его к вытесненному. Среди вытесненного на первом месте стоят отвергнутые требования сексуальности; мы никогда не сможем узнать об их объеме и значении из мнений «Я». Хотя при симптомах навязчивых состояний «Я» должно признать, что ему противопоставляется что-то чуждое, от чего оно с трудом защищается. Мы подготовлены к тому, что высказывания Я введут нас в заблуждение. Нельзя судить обо всех отношениях так, как они кажутся Я нервнобольного.
Для большей беспристрастности требуется открыть бессознательное и увидеть при этом большого значения либидо.
Аналитическая обработка этих заболеваний «нарцисстических неврозов» когда-нибудь даст нам возможность беспристрастно и верно судить об участии «Я» в невротическом заболевании, справедливо оценить участие «Я» в нервозности и образовании симптомов.
При травматических неврозах несомненен эгоистический мотив Я, стремящийся к защите и выгоде. Этот мотив хочет уберечь Я от опасностей, угроза которых и послужила поводом для заболевания, и не допустит выздоровления, прежде чем не будет исключена возможность повторения этих опасностей.
Мы обнаруживаем, что благодаря отступлению в невроз Я получает определенную внутреннюю выгоду от болезни. Женщина, с которой муж грубо обращается и беспощадно использует ее, почти всегда находит выход в неврозе. «Я» мирится с неврозом, которому оно не может помешать, и делает из него самое лучшее, если из него вообще можно что-нибудь сделать. Но быстро выясняется, что Я заключило невыгодную сделку, соглашаясь на невроз. Оно слишком дорого заплатило за облегчение конфликта, и ощущения страдания, причиняемые симптомами, пожалуй, эквивалентная замена мучениям конфликта и, возможно, с еще большим количеством неудовольствия. «Я» хотело бы освободиться от этого неудовольствия из-за симптомов, не уступая выгод от болезни, но именно этого оно не в состоянии сделать.
При этом оказывается, что оно было не таким уж активным, как считало, — давайте это запомним.
Араб едет на верблюде по узкой тропинке, высеченной в отвесном склоне горы. На повороте дороги он неожиданно встречается со львом, готовым к прыжку. Он не видит выхода: с одной стороны — отвесная стена, с другой — пропасть, повернуть и спастись бегством невозможно; он считает себя погибшим. Другое дело животное. Вместе со всадником оно делает прыжок в пропасть — и лев остается ни с чем. Не лучший результат для больного дает и помощь, оказываемая неврозом. Возможно, это происходит потому, что разрешение конфликта посредством образования симптомов — все же автоматический процесс, который не может соответствовать требованиям жизни и при котором человек отказывается от использования своих лучших и высших сил. Если бы был выбор, следовало бы предпочесть погибнуть в честной борьбе с судьбой.
При нормальной сексуальной жизни не бывает невроза — я имею в виду актуального невроза.
Я установил специфические отношения между определенными формами нервозности и отдельными вредными сексуальными проявлениями. мужчина, довольствовавшийся онанизмом, заболевал определенной формой актуального невроза и этот невроз быстро уступал место другому, когда он переходил к другому, столь же мало безупречному сексуальному режиму. Я был в состоянии угадать по изменению состояния больного перемену в образе его сексуальной жизни.
Если один и заболевал непосредственно из-за вредного сексуального проявления, то другой — из-за того, что потерял состояние или перенес изнуряющую органическую болезнь. Объяснение этого многообразия пришло позже, когда мы поняли предполагаемые взаимоотношения между «Я» и либидо, и оно становилось тем более удовлетворительным, чем глубже было наше понимание.
всякое ослабление «Я» по какой-либо причине должно производить то же действие, что и слишком большое притязание либидо, т.е. сделать возможным невротическое заболевание.
симптомы актуальных неврозов — давление в голове, ощущение боли, раздражение в каком либо органе, ослабление или задержка функции — не имеют никакого «смысла», никакого психического значения. мы различаем три чистых формы актуальных неврозов: неврастению, невроз страха и ипохондрию. Названные формы невроза иногда встречаются в чистом виде, но чаще смешиваются друг с другом и с психоневротическим заболеванием.
|
Сообщение отредактировал(а) Ляйсан - Понедельник, 20.04.2015, 08:12
|
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#27 | Понедельник, 20.04.2015, 08:13
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 25
проблема страха — узловой пункт, в котором сходятся самые различные и самые важные вопросы, тайна, решение которой должно пролить яркий свет на всю нашу душевную жизнь. Я не знаю ничего, что было бы дальше от психологического понимания страха, чем знание нервного пути, по которому идут его импульсы: раздражается Medulla oblongata, и больной узнает, что страдает неврозом блуждающего нерва…
Реальный страх – это выражение инстинкта самосохранения, реакция на опасность (ожидаемое, предполагаемое повреждение), он связан с рефлексом бегства, его появление зависит от состояния нашего знания и от ощущения собственной силы перед внешним миром.
дикарь боится пушки и пугается солнечного затмения, опытный мореплаватель будет с ужасом рассматривать облачко на небе, кажущееся незначительным пассажиру, но предвещающее моряку приближение урагана.
целесообразным поведением при угрожающей опасности была бы спокойная оценка собственных сил по сравнению с величиной угрозы и затем решение, что обещает большую надежду на благополучный исход: бегство или защита, а может быть, даже нападение. Но в таком случае для страха вообще не остается места; все, что происходит, произошло бы также хорошо и, вероятно, еще лучше, если бы дело не дошло до развития страха.
если страх чрезмерно силен, то он крайне нецелесообразен, он парализует тогда любое действие, в том числе и бегство. Обычно реакция на опасность состоит из смеси аффекта страха и защитного действия. Испуганное животное боится и бежит, но целесообразным при этом является бегство, а не боязнь.
анализ ситуации страха
1. готовность к опасности, повышенное внимание и моторное напряжение, отсутствие готовности может привести к серьезным последствиям.
2. моторное действие, сначала бегство, на более высокой ступени деятельная защита
3. ощущение состояния страха
готовность к страху кажется мне целесообразной, развитие же страха — нецелесообразным.
«страх» — состояние
«боязнь» — указывает на объект
«испуг» — подчеркивает действие опасности, когда не было готовности к страху, можно сказать, что от испуга человек защищается страхом.
Аффект — оттоки энергии, известные ощущения, восприятия состоявшихся моторных действий и чувства удовольствия и неудовольствия, придающие аффекту основной тон.
ядром, объединяющим названный ансамбль, является повторение какого-то определенного значительного переживания. Это переживание свойственно виду «человек разумный».
аффективное состояние построено так же, как истерический припадок, и он, представляет собой осадок воспоминания.
Мы полагаем, что это впечатление от акта рождения, которое стало прообразом воздействия смертельной опасности и с тех пор повторяется у нас как состояние страха. Стеснения дыхания, которое тогда было следствием реальной ситуации и теперь почти постоянно воспроизводится в аффекте.
Первое состояние страха возникло вследствие отделения от матери.
страх у нервнобольных
1. общая боязливость, так сказать, свободный страх (готовый привязаться к любому представлению, влияющий на суждение, ожидающий, подстерегающий любой случай для оправдания, предвидящий из всех возможностей самую страшную, считающий любую случайность предвестником несчастья, использующий любую неуверенность в дурном смысле.)
2. «фобии» к определенным объектам или ситуациям. Объекты тут любые: темнота, свободное пространство, открытые площади, кошки, пауки, гусеницы, змеи, мыши, гроза, острые предметы, кровь, закрытые помещения, человеческая толпа, одиночество, переход мостов, поездка по морю, по железной дороге и т. д.
3. ситуативные фобии. Например: поездке по железной дороге или на корабле, одиночество, человеческая толпа, закрытое помещение, гроза и т.п. Если крепкий взрослый мужчина не может от страха перейти улицу или площадь хорошо ему знакомого родного города, если здоровая, хорошо развитая женщина впадает в бессознательный страх, потому что кошка коснулась края ее платья или через комнату прошмыгнула мышь.
поражает в этих фобиях невротиков не столько их содержание, сколько интенсивность. Страх фобий прямо неописуем!
Мужчина ведет себя, как маленький ребенок, он освобождается от страха, если его кто-нибудь сопровождает при переходе через площадь.
Некоторые фобии, например страх площадей, страх перед железной дорогой, приобретаются, бесспорно, лишь в зрелые годы, другие, как страх перед темнотой, грозой, животными, по-видимому, существовали с самого начала. Страхи первого рода похожи на тяжелые болезни; последние кажутся скорее странностями, капризами.
Все эти фобии мы относим к истерии страха.
Весь припадок может быть представлен отдельным, интенсивно выраженным симптомом — дрожью, головокружением, сердцебиением, одышкой.
страх связан с сексуальным ограничением. либидо пропадает, а на его месте появляется страх.
Больные не могут сказать, чего они боятся, и связывают его путем явной вторичной обработки с подходящими фобиями, типа фобий смерти, сумасшествия, удара..
При анализе можно установить, какой нормальный психический процесс не состоялся и замещен феноменом страха.
Страх является ходкой монетой, на которую меняются или могут обмениваться все аффекты, если соответствующее содержание представления подлежит вытеснению.
Когда страх был прикрыт навязчивым действием и оно выполнялось лишь для того, чтобы избежать страха.
Симптомы вообще образуются лишь для того, чтобы обойти неизбежное в противном случае развитие страха.
Отвлечение либидо от его нормального применения происходит на почве соматических процессов. Пока я не вижу пути, который вел бы нас дальше.
Как установить связь между невротическим страхом, являющимся ненормально использованным либидо, и реальным страхом, который соответствует реакции на опасность? Хотелось бы думать, что речь идет о совершенно разных вещах, однако мы не знаем как отличать друг от друга реальный и невротический страхи.
Подобно тому, как попытка бегства от внешней опасности сменяется стойкостью и целесообразными мерами защиты, так и развитие невротического страха уступает образованию симптомов, которое сковывает страх.
Страх, означающий бегство Я от своего либидо, сам, однако, происходит из этого либидо.
Мы не удивляемся, если ребенок боится всех чужих лиц, новых ситуаций и предметов, и очень легко объясняем себе эту реакцию его слабостью и незнанием.
Не все дети боязливы в равной мере и как раз те дети, которые проявляют особую пугливость перед всевозможными объектами и ситуациями, впоследствии оказываются нервными.
Приходишь к заключению, что ребенок, а позднее подросток боится интенсивности своего либидо именно потому, что всего боится.
Сознание собственной слабости и беспомощности, неполноценности является конечной причиной невроза, если это сознание переходит из детского периода в более зрелый возраст.
Маленький ребенок боится, прежде всего, чужих людей; ситуации приобретают значимость лишь благодаря участию в них лиц, а предметы вообще принимаются во внимание лишь позднее.
Ребенок же пугается чужого образа, потому что настроен увидеть знакомое и любимое лицо, в основном матери. В страх превращается его разочарование и тоска, т.е. не нашедшее применения либидо, которое теперь не может удерживаться в свободном состоянии и переводится в страх.
Превращение аффекта — гораздо более важная часть процесса вытеснения. Об аффекте, являющемся процессом разрядки напряжения, следует судить иначе, чем о представлении. Что ему соответствует в бессознательном, нельзя сказать без глубоких раздумий и выяснения наших предпосылок о психических процессах. Но развитие страха тесно связано с системой бессознательного.
При фобиях, например, можно ясно различить две фазы невротического процесса. Первая осуществляет вытеснение и перевод либидо в страх, связанный с внешней опасностью. Вторая заключается в выдвижении всех тех предосторожностей и предупреждений, благодаря чему предотвращается столкновение с этой опасностью, которая считается внешней.
Должны появляться различные формы защиты против развития страха после вытеснения.
Недостаточно объяснять фобии только содержанием, интересуясь лишь тем, почему объект или ситуация становится предметом фобии. Многие из этих внушающих страх вещей могут иметь с опасностью только символическую связь.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#28 | Понедельник, 20.04.2015, 08:14
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 26
Инстинктов Я и сексуальные влечения могут вступить в противоречие друг с другом. «Я» вытесняет сексуальные влечения, после чего они получают удовлетворение регрессивными обходными путями.
Инстинкты Я и сексуальные влечения имеют неодинаковое отношение к принципу реальности.
Сексуальные влечения связаны с аффективным состоянием страха гораздо более тесными узами, чем инстинкты Я.
Неудовлетворение голода и жажды, двух самых элементарных инстинктов самосохранения, никогда не ведет к возникновению страха, между тем как превращение в страх неудовлетворенного либидо – чаще всего наблюдаемый феномен.
Обе группы выступают перед нами лишь как названия источников энергии индивида.
Сексуальность — единственная функция живого организма, выходящая за пределы индивида и обеспечивающая его связь с видом.
Не только пользу индивиду приносит ее выполнение, человек подвергается опасностям, угрожающим жизни, а цена – необыкновенно высокое наслаждение.
Для потомства сохраняется часть индивидуальной жизни в виде предрасположений. Отдельное существо считает себя самым главным, а свою сексуальность средством своего удовлетворения, с биологической точки зрения лишь эпизод в ряду поколений, наделенной виртуальной бессмертностью. Но это более широкое обобщение (общебиологическое), а не практическое для психоанализа.
Сексуальные влечения вступают в борьбу с инстинктами сохранения. Одна позиция Я как самостоятельного отдельного существа противоречит другой его позиции как звена в цепи поколений. До такого раздвоения дело доходит только у человека. Сильное развитие его либидо и ставшее благодаря этому возможным богатое развитие многообразной душевной жизни, как кажется, создали условия для возникновения такого конфликта.
Но Я, его состав из различных структур, их организация и способ функционирования оставались скрытыми от нас, и мы могли предполагать, что только анализ других невротических нарушений помог бы нам это понять.
Впервые удалось понять какую-то черту психотического заболевания, когда возник вопрос, что же происходит с либидо слабоумных, которое отвернулось от объектов? Мы поняли, что оно обращается на Я и это отраженное обращение является источником бреда величия.
Бред величия можно сравнить с сексуальной переоценкой объекта любви. Название нарциссизм для такого размещения либидо мы заимствовали из описанного извращения. Когда говорят об эгоизме, имеют в виду только пользу для индивида: говоря о нарциссизме, принимают во внимание и его либидозное удовлетворение.
Мы теперь можем объяснить целый ряд душевных состояний (например, психическое поведение при влюбленности, при органическом заболевании, во сне) или, выражаясь скромнее, описать их на языке теории либидо.
Ночная душевная деятельность служит желанию спать (эгоистический мотив). Сон есть состояние, в котором все привязанности к объектам оставляются. Не проливается ли этим новый свет на отдых во сне и на природу усталости вообще?
Предположим, что вытесненное бессознательное получило известную независимость от «Я», оно не подчиняется желанию спать и сохраняет свои привязанности.
Только в этом случае бессознательное имеет возможность воспользоваться уменьшением цензуры и, владея остатками дневных впечатлений, образует сновидение.
Остатки дневных впечатлений связаны с бессознательным, противодействуют желанию спать благодаря оттоку либидо.
Органическое заболевание, болезненное раздражение, воспаление органов создают состояние явного отделение либидо от его объектов. Отнятое либидо проявляется в форме усилившейся привязанности к заболевшей части тела.
Отсюда как будто открывается путь к пониманию ипохондрии, при которой какой-то орган подобным образом занимает Я, не будучи больным с нашей точки зрения.
Различение между либидо и интересом, т.е. между сексуальными влечениями и инстинктами самосохранения, стало необходимым благодаря пониманию конфликта, из-за которого происходят неврозы перенесения.
Либидо остается либидо, независимо от того, направлено ли оно на объекты или на собственное Я, и оно никогда не превращается в эгоистический интерес, как не бывает и обратного.
Скопление нарцисстического либидо сверх определенной меры нельзя вынести. Возможно поэтому дело дошло до привязанности к объектам, т.к. Я должно было отдать свое либидо, чтобы не заболеть от его скопления.
процесс, отделяющий либидо от объектов и преграждающий ему обратный путь, близок к процессу вытеснения.
Конфликт, по-видимому, тот же самый и разыгрывается между теми же силами. А если исход иной, чем, например, при истерии, то причина может быть только в различии предрасположения. Развитие либидо у этих больных имеет слабое место в другой своей фазе; столь важная фиксация, которая пролагает, как вы помните, путь к образованию симптомов, находится где-то в другом месте, вероятно, на стадии примитивного нарциссизма.
мы должны предположить фиксацию либидо на гораздо более ранних фазах, чем при истерии или неврозе навязчивых состояний.
Психология Я, к которой мы стремимся, должна основываться не на данных наших самонаблюдений, а, как и в случае либидо, на анализе нарушений и распадов Я.
Сначала нам бросилось в глаза, что в преобладающем большинстве случаев преследователь был того же пола, что и преследуемый. Мы пришли к выводу, что Paranoia persecutoria — это форма, в которой индивид защищается от гомосексуального чувства, ставшего слишком сильным. Превращение нежности в ненависть, которая является угрозой для жизни любимого и ненавистного объекта, превращает либидозные импульсы в страх (постоянный результат процесса вытеснения).
Когда подруга обняла своего жениха, он вдруг почувствовал загадочную боль, которая прошла как острый надрез вокруг крышки черепа. Позднее он истолковал это ощущение так, будто ему сделали надрез, которым открывают мозг при вскрытии, а так как его друг был патологоанатомом, то постепенно он открыл, что только тот мог подослать ему эту женщину для искушения.
Гомосексуальный выбор объекта первоначально ближе к нарциссизму, чем гетеросексуальный. Если затем необходимо отвергнуть нежелательно сильное гомосексуальное чувство, то обратный путь к нарциссизму особенно легок.
Выбор объекта, шаг вперед в развитии либидо, который делается после нарцисстической стадии. Или по нарцисстическому типу, когда на место собственного Я выступает возможно более похожий на него объект, или по типу опоры, когда лица, ставшие дорогими благодаря удовлетворению других жизненных потребностей, выбираются и объектами либидо. Сильную фиксацию либидо на нарцисстическом типе выбора объектов мы включаем также в предрасположенность к открытой гомосексуальности.
Непроницаемость бредовой идеи, так же как и навязчивого состояния для логических аргументов и реального опыта, объясняется отношением к бессознательному, которое представляется и подавляется бредовой или навязчивой идеей.
Самоупреки, которыми меланхолики мучают себя, относятся к другому лицу, сексуальному объекту, который они утратили. Объект воздвигнут в самом Я. Ожесточение больного одним и тем же ударом попадает в ненавистный объект и в собственное Я, в этом причина их склонности к самоубийству.
Амбивалентность – проявление противоположных, нежных и враждебных, чувств по отношению к одному и тому же лицу.
При меланхолии, и при мании дело идет об особом способе разрешения конфликта.
В Я действительно есть инстанция, которая беспрерывно наблюдает, критикует и сравнивает, противопоставляя себя, таким образом, другой части Я. больной жалуется, что любой его шаг выслеживается и наблюдается, любая его мысль докладывается и критикуется. Он ошибается лишь в том, что переносит эту неприятную силу, как нечто постороннее, во внешний мир. Он чувствует в своем Я господство какой-то инстанции, которая сравнивает его действительное Я и любую его деятельность с Я идеалом, созданным им в процессе своего развития.
создание этого идеала произошло с целью восстановления самодовольства, связанного с первичным инфантильным нарциссизмом, но претерпевшего с тех пор так много неприятностей и обид.
Наблюдающая за самим собой инстанция известна нам как цензор Я, как совесть, это та же самая инстанция, которая ночью осуществляет цензуру сновидения, от которой исходят вытеснения недопустимых желаний.
Когда она при бреде наблюдения распадается, то раскрывает нам свое происхождение из влияния родителей, воспитателей и социальной среды, из идентификации с отдельными из этих лиц, служащих идеалом.
Ведь мы знаем характерную черту либидо противиться подчинению реальности мира, судьбе. Но я считаю в высшей степени вероятным, что инстинкты Я вторично захватываются патогенными импульсами либидо и вынуждаются к нарушению функции. Возможно, что при тяжелых психозах инстинкты Я даже первично бывают сбиты с пути; это покажет будущее, по крайней мере, вам.
Вы ведь не думаете всерьез, что человек убегает, потому что испытывает страх? Нет, испытывают страх и обращаются в бегство по общей причине, которая возникает, когда замечают опасность. Люди, пережившие большие жизненные опасности, рассказывают, что они совсем не боялись, а только действовали, например, целились из ружья в хищника, а это было, конечно, самым целесообразным.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#29 | Понедельник, 20.04.2015, 08:15
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 27
Что же тут подлежит терапевтическому воздействию? Это, прежде всего, наследственная предрасположенность; мы ничего не можем в ней изменить, она и для нас остается чем-то данным, что ставит пределы нашим усилиям. Затем — влияние ранних детских переживаний, которые мы привыкли выдвигать в анализе на первое место; Далее «реальный вынужденный отказ»: неудачно сложившаяся жизнь, недостаток любви, бедность, семейные раздоры, несчастливый брак, неблагоприятные социальные условия и строгость нравственных требований, под гнетом которых находится личность.
Не может быть и речи о том, чтобы совет дать волю своей сексуальности мог сыграть какую-то роль в аналитической терапии. У больного имеется упорный конфликт между либидозным побуждением и сексуальным вытеснением, между чувственной и аскетической направленностями. Этот конфликт не устраняется с помощью того, что одной из направленностей помогает одержать победу над противоположной. Мы видим, что у нервнобольного аскетизм одержал верх. Подавленное сексуальное стремление находит себе выход в симптомах. Если бы победила чувственность, то отодвинутое в сторону сексуальное вытеснение должно было бы найти себе замещение в симптомах. Ни одно из обоих решений не может уничтожить внутренний конфликт.
Только в некоторых случаях конфликт бывает так неустойчив, что сочувствие врача может иметь решающее значение, но эти случаи не нуждаются в аналитическом лечении. Лица, на которых врач может оказать такое влияние, нашли бы этот путь и без врача.
Патогенный конфликт невротиков нельзя смешивать с нормальной борьбой душевных движений. Это столкновение сил, из которых одна достигла ступени предсознательного и сознательного, а другая задержалась на ступени бессознательного. Поэтому конфликт не может быть разрешен; спорящие так же мало подходят друг другу, как белый медведь и кит в известном примере. Решение может быть принято только тогда, когда они встретятся на одной и той же почве.
Мы желаем, чтобы больной самостоятельно принимал свои решения. С этой целью мы даже требуем, чтобы все жизненно важные решения — о выборе профессии, хозяйственных предприятиях, заключении брака или разводе — он отложил на время лечения и привел в исполнение только после его окончания.
Только с определенными очень молодыми или совершенно беспомощными и неуравновешенными больными мы должны совмещать деятельность врача и воспитателя; тогда мы прекрасно сознаем свою ответственность и ведем себя с необходимой осторожностью.
Мы не можем на сторону условной сексуальной морали. То, что общество называет своей нравственностью, стоит больших жертв, чем заслуживает, и что его методы не основаны на правдивости и не свидетельствуют об уме.
Мы не мешаем нашим пациентам слушать эту критику, приучая их к свободному от предрассудков обсуждению сексуальных вопросов, как и всяких других. Но во время лечения велико значение воздержания в лечении неврозов.
Цель наших усилий мы можем сформулировать по-разному: осознание бессознательного, уничтожение вытеснений, восполнение амнестических пробелов, — все это одно и то же.
Приближая бессознательное к сознательному, мы уничтожаем вытеснение, устраняем условия для образования симптомов, превращаем патогенный конфликт в нормальный, который каким-то образом должен найти разрешение.
У больного оказывается немного меньше бессознательного и немного больше сознательного, чем раньше.
Мы уже давно проследили причинную цепь от вытеснений до врожденных влечений, их относительную интенсивность в конституции и отклонения в процессе их развития. Если бы мы могли бы химическим путем вмешаться в этот механизм, повышая или снижая количество имеющегося либидо или усиливая одно влечение за счет другого, тогда это была бы каузальная терапия в подлинном смысле, для которой наш анализ проделывал бы необходимую предварительную разведывательную работу.
О таком воздействии на процессы либидо в настоящее время, не может быть речи; наша психотерапия оказывает свое действие на другое звено цепи, ставшее нам доступным благодаря замечательным обстоятельствам.
Сначала поиски вытеснения, затем — устранение сопротивления, поддерживающего это вытеснение.
Как устранить сопротивление? Точно таким же образом: узнав его, разъяснить пациенту.
Сопротивление создается противодействием, возникшим для вытеснения неприличного побуждения.
Благодаря таким поискам вытеснения, раскрытию сопротивлений, толкованию вытесненного действительно удается решить задачу, т.е. преодолеть сопротивления, уничтожить вытеснение и превратить бессознательное в сознательное. Мы видим, как в душе пациента разыгрывается ожесточенная борьба за преодоление каждого сопротивления между мотивами, желающими сохранить противодействие, и противоположными, готовыми от него отказаться.
Надеемся, что приведем обновленный конфликт к лучшему исходу, чем к вытеснению.
Новый факт: пациент проявляет особый интерес к личности врача. Все, что связано с этой личностью, кажется ему значительнее, чем его собственные дела, и отвлекает его от болезни. Он находится как бы вне лечения, как будто у него с врачом не было никакого уговора; он явно чем-то увлечен, что хочет сохранить для себя. Это опасная для лечения ситуация. Несомненно, что здесь имеет место сильное сопротивление. Но что же произошло? дело идет о феномене, теснейшим образом связанном с сущностью болезни.
Новый факт, который мы, таким образом, нехотя признаем, мы называем перенесением. Мы имеем в виду перенесение чувств на личность врача, потому что не считаем, что ситуация лечения могла оправдать возникновение таких чувств.
Уясним себе, прежде всего, что перенесение имеется у больного с самого начала лечения и некоторое время представляет собой самую мощную способствующую работе силу. Но когда оно превращается в сопротивление, на него следует обратить внимание и признать, что оно изменило отношение к лечению: во-первых, если оно в виде нежной склонности настолько усилилось, что выдает свое происхождения из сексуальной потребности. Перенесение вызвало против себя внутреннее сопротивление. Во-вторых, после нежных чувств проявляются враждебные; их одновременное существование хорошо отражает амбивалентность чувств, господствующую в большинстве наших интимных отношений к другим людям. Враждебные чувства, так же как и нежные, означают чувственную привязанность, подобно тому, как упрямство означает ту же зависимость, что и послушание, хотя и с противоположным знаком.
Откуда берется перенесение, какие трудности доставляет нам, как мы его преодолеваем и какую пользу извлекаем из него — все это подробно обсуждается в техническом руководстве по анализу.
Исключено, чтобы мы подчинились исходящим из перенесения требованиям пациента, нелепо было бы недружелюбно или же возмущенно отклонять их; мы преодолеваем перенесение, указывая больному, что его чувства исходят не из настоящей ситуации и относятся не к личности врача, а повторяют то, что с ним уже происходило раньше.
Мы вынуждаем его превратить повторение в воспоминание. Тогда перенесение становится лучшим орудием лечения, с помощью которого открываются самые сокровенные тайники душевной жизни.
Болезнь пациента не является чем-то законченным, застывшим, а продолжает расти и развиваться, как живое существо. Начало лечения не прекращает этого развития, но новая деятельность болезни направляется на отношение к врачу. Перенесение можно сравнить, таким образом, со слоем камбия между древесиной и корой дерева.
Как только перенесение приобретает это значение, работа над воспоминаниями больного отступает на задний план. Правильно было бы сказать, что имеешь дело не с прежней болезнью пациента, а с заново созданным и переделанным неврозом, заменившим первый. За этим новым вариантом старой болезни следишь с самого начала, видишь его возникновение и развитие и особенно хорошо в нем разбираешься, потому что сам находишься в его центре как объект.
Все симптомы больного лишились своего первоначального значения и приспособились к перенесению. Или остались только такие симптомы, которым удалась подобная переработка. Но преодоление этого нового искусственного невроза означает и освобождение от болезни. Человек, ставший нормальным по отношению к врачу и освободившийся от действия вытесненных влечений, остается таким и в частной жизни, когда врач опять отстранил себя.
Наше убеждение о значении симптомов как заместителей либидозного удовлетворения окончательно укрепилось лишь благодаря введению перенесения.
Когда больной должен преодолеть нормальный конфликт с сопротивлениями, которые мы ему открыли при анализе, он нуждается в мощном стимуле, ведущем к выздоровлению.
В общем, человек и с интеллектуальной стороны доступен воздействию лишь постольку, поскольку он способен на либидозную привязанность к объекту, и у нас есть полное основание видеть в степени его нарциссизма предел для возможности влияния на него даже при помощи самой лучшей аналитической техники и опасаться этого ограничения.
Склонность к перенесению у невротиков является лишь чрезмерным преувеличением этого присущего всем качества.
Всем людям каким-то образом свойственна способность к внушению, «внушаемость». Его внушаемость не что иное, как склонность к перенесению.
В нашей технике мы отказались от гипноза только для того, чтобы снова открыть внушение в виде перенесения.
К концу аналитического лечения само перенесение должно быть устранено, и если теперь возникает или сохраняется положительный результат, то он обусловлен не внушением, а достигнутым с его помощью преодолением внутренних сопротивлений на происшедшем в больном внутреннем изменении.
Почему наши терапевтические усилия не имеют успеха при нарцисстических неврозах. Больные отказываются от врача не из враждебности, а из равнодушия.
|
Статус: нет меня
|
|
|
|
Красавица
|
#30 | Понедельник, 20.04.2015, 08:15
|
Автор темы
из Мухосранска
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Лекция 28
самое существенное в явлениях гипноза — это внушение, а сам гипноз является уже результатом внушения, внушенным состоянием. Бернгейма, которого я посетил в 1889 г. в Нанси и книгу которого о внушении перевел на немецкий язык.[107]
Со временем для врача это становилось монотонным занятием: каждый раз одинаково, при помощи одних и тех же приемов запрещать проявляться самым различным симптомам, не имея возможности понять их смысл и значение. Это была не научная деятельность, а работа подмастерья, которая напоминала магию, заклинания и фокусы; однако это не принималось во внимание в сравнении с интересами больного. Но этот метод не был надежным ни в каком отношении. К одному больному его можно было применять, к другому — нет; в одном случае удавалось достичь многого, в другом — очень малого, неизвестно почему. Еще хуже, чем эта капризность метода, было отсутствие длительного успеха.
Для уничтожения симптомов необходимо вернуться к их возникновению, оживить конфликт, из которого они произошли, и по-другому разрешить его с помощью таких движущих сил, которыми больной в свое время не располагал. Эта ревизия процесса вытеснения может осуществиться лишь отчасти по следам воспоминаний о процессах, которые привели к вытеснению.
Благодаря тому, что удается избежать нового вытеснения, отчужденность между «Я» и либидо прекращается и восстанавливается душевное единство личности. Когда либидо снова отделяется от временного объекта личности врача, оно не может вернуться к своим прежним объектам и остается в распоряжении «Я». Терапевтическая борьба велась против антипатии «Я» к определенным направленностям либидо, выразившаяся в виде склонности к вытеснению, против привязчивости или прилипчивости либидо, которое неохотно оставляет когда то занятые им объекты.
Терапевтическая работа, таким образом, распадается на две фазы; в первой фазе все либидо оттесняется от симптомов в перенесение и там концентрируется, во второй фазе ведется борьба вокруг этого нового объекта, и либидо освобождается от него.
Благодаря работе толкования, превращающей бессознательное в сознательное, «Я» увеличивается за счет этого бессознательного. Благодаря разъяснению оно мирится с либидо и склоняется допустить для него какое-то удовлетворение, а его страх перед требованиями либидо уменьшается благодаря возможности освободиться от его части посредством сублимации. Чем больше процессы при лечении совпадают с этим идеальным описанием, тем надежнее будет успех психоаналитической терапии.
Предел этому успеху может положить недостаточная подвижность либидо, противящегося тому, чтобы оставить свои объекты, и упорство нарциссизма, не позволяющего перенесению выйти за известные границы. Различие между душевным здоровьем и неврозом выводится из практических соображений и определяется по результату — осталась ли у данного лица в достаточной мере способность наслаждаться и работоспособность?
|
Статус: нет меня
|
|
|
