Наше творчество
Богдан_Н, Кто болен. Роман. Часть-51
 
Автор: Богдан_Н
ЗАПИСЬ – 174 (январь, 12 г.) В этот день восемьдесят восемь лет назад умер (мне больше нравится слово «исдох») вождь мирового пролетариата – Л.В.И.. Многие из юных, молодых не знают кто это такой, а если и знают, то мало и смутно. И слава Всевышнему, что этого картавого карлика многие не знают иль забывают. В центре города, на площади стоит пятиметровый бронзовый истукан – это памятник Л.В.И. С боку он похож на гигантского голубя: отставленная назад нога – хвост птицы, распахнутое пальто – крылья, остренькая бородка – клюв… Гигантский бронзовый голубь как бы в раздумьях перед полётом: «…На шестой части суши хорошо нагадил… где бы ещё серануть???» Если глядеть на памятник Л.В.И. с лица, спереди, то правая рука мелкого беса в кармане брюк. Один человек, находясь в глубоких раздумьях, перебирает чётки, другой – изящно (картинно) подпирает крепкой рукою мужественный подбородок, третий, допустим, - лузгает семечки или жуёт резинку, а главарь красного переворота, переворота жидов и уголовников, играет в «карманный бильярд». Так его увидел скульптор. Пятиметровый идол плюс ещё высокий постамент и всё это сооружение нависает, давит своей громадой, тяжестью на проходящих мимо людей. Пять метров! Говорят, в реальной жизни он – Л.В.И. был ростом 149 сантиметров, с кепкой 150… Злобный и суетливый карлик! Плюс картавый, лысый, козлоподобный… Какой нормальной женщине понравиться такое чмо? Может, поэтому частенько невзрачные, плюгавенькие мужчинки из кожи вон лезут, чтоб чего-то добиться в жизни, чтоб быть по ближе к «жирной кормушке», чтоб покупать расположение красивых, дорогих самок, чтоб управлять видными и рослыми самцами… всем этим утверждаясь в собственных глазах и глазах всего стада?.. Был бы Л.В.И. – красивым, рослым… одним словом, породистым мужчиной, то, возможно, и характер, и цели у него были бы более мирными, добрыми и созидательными… А, так картавый карлик, хрен поймёшь какой национальности, народности, испоганил жизнь десяткам, сотням миллионов людей… Мал клоп, но вонюч!!! Кстати, по весне на голове «бронзового голубя» частенько совокупляются обычные голуби, а также справляют нужду на бронзовую лысину…  ЗАПИСЬ – 175 (январь, 12 г.) Хотел придти на литературную тусовку в начале пятого, но на улице лютовал мороз. Он то меня и загнал в помещение городской литературной газеты около четырёх часов. В проходном кабинетике Шапокляк, размером с кухню хрущёвки, тихо и одиноко сидела меленькая, бледненькая, невзрачная Серая мышка. Она моя одногодка. Ей полтинник. Малюсенькоточечные блеклые глазки, острый носик – сучок, безгубая щёлочка рта… Мой дружок на такую, пожалуй, не встал бы, также как и на старую крысу Шапокляк. Присел на свободный стул. Через минуту-другую в кабинет царственно вошла Мартовская кошка. - Здравствуй, Сева! – поприветствовала она меня. - Здравствуй! Мартовская кошка в чёрном платье с тряпичным, весьма объёмным воротником. Кажется, такой прибамбас называется жабо. Может, ошибаюсь. В этом, так называемом, жабо – было некое излишество, перебор, безвкусие…Новая ж причёска (стал короче волос и поменялся оттенок), наоборот, освежила женщинку. Сказал ей банальный и, в общем-то, пошленький комплимент: «(Мартовская кошка) - роскошная женщина. Мечта целого сообщества поэтов…». Чуть позже адресовал ироническую реплику Серой мышке: «Пора, (Серая мышка), уже писать стихи типа «Небо в клеточку», а не «Голубая луна в розовый горошек»… Пора писать суровую, жизненную поэзию, а не розовые штучки для девочек-малолеточек»… Мартовская кошка, перебирая стопки бумаг на столе Шапокляк, тонко хихикнула. Пришёл Курочкин (порой, его публично зову внебрачным сыном Шапокляк) – щуплый, прилизанный, гниловатый (зелёное яблоко, но уже червивое) молодой человек лет восемнадцати-девятнадцати. - (Курочкин), тебе надо носить вещи на размер-два больше, чтоб казаться, видится солиднее, а ты всё в обтяжку… - Слушай Севу! – поддакнула мне Мартовская кошка. Надо будет в следующий раз посоветовать Курочкину купить обувь на каблуке высотою не менее десяти сантиметров, шляпу с пером – длинным и ярким (допустим, павлиньим), чтоб его – молодого гламурного литератора за версту было видно. Также, для успеха у прекрасного пола, для создания интриги, порекомендовать Курочкину класть в штаны огурец и пару клубней картофеля. Класть спереди, а не сзади. Так как, если положит сзади, то могут подумать, что Курочкин наделал в штаны по большому… Появившийся поэт Пёстрый, сняв пальто, ввёл меня в лёгкий ступор. На нём была ярко-красная рубаха, поверх её короткий оранжевый жилет с неким подобием кружев снизу. По-моему жилет женский. Вместо любимого жёлтого галстука на шее зелёный шёлковый платок. Платок похож на советский пионерский галстук, только зелёный. Какие были брюки и ботинки не помню. И мне и Курочкину пришёл на ум ведущий «Модного понта» - человек с размытой, непонятной, во всяком случае для меня, сексуальной ориентацией. Педагог, психолог, философ, поэт и актёр самодеятельного театра имел весьма важный вид. Пёстрый явно был доволен собой и своим вау - гламурным прикидом, с подавляющим присутствием в нём секондхенда. Старая крыса Шапокляк появилась, как-то тихо, незаметно. На её костлявых плечиках, словно на вешалке, висела серо-буро-козявчатая, занюханная кофта с весьма большим декольте. Потом, на протяжении всего заседания поэтического клуба, я имел неудовольствие созерцать её тощую, плоскую, усеянную пигментными пятнами грудь… Когда я зашёл в зал заседаний, редактор городской литгазеты Барабан важно и самодовольно сидел на своём месте. Поздоровался с ним издалека. Подходить и протягивать руку для пожатия, как это делал раньше, не стал. Присел на своё место. Появились Спящая красавица, а также блондинистая бабенция в розовой кофте, худощавый незнакомец аскетического вида и ещё несколько человек. Первой стала читать свои стихи Серая мышка. Она декламировала с выражением, в её осанке, движениях, голосе появилось некое самолюбование, довольство собою. Видимо, спесь и мания величия дали о себе знать после того, как Серая мышка месяц назад заняла призовое место в клубном конкурсе. Ей тогда Пирожок с Шапокляк дали второе место за сладенький и розовый, словно варенье из лепестков роз, стишок «Голубая луна в розовый горошек». Дочитывая очередной стих на очередном листе, Серая мышка небрежным, вельможным движением отбрасывала его в сторону Шапокляк и Мартовской кошки. Те подхватывали «царские указы» и внимательно, с долей подобострастности их «изучали». Спящая красавица сидела напротив меня. Она имела бледный, вялый вид. Веки её смыкались, она засыпала. Я сказал ей: - У тебя, (Спящая красавица), такой вид, словно ты простужена или у тебя аллергия… - Спасибо! – сказала ни к селу, ни к городу она. - За, что «спасибо»? Это был не комплимент. Она промолчала. Это сейчас я понимаю, что, возможно, у девицы были или критические дни, или она залетела (забеременела). Спящая красавица на Новый год рванула в маленький городок, что в двухстах километрах от её дома к какому-то малознакомому молодому человеку. Может, в пьяную, угарную новогоднюю ночь и дала кому-нибудь, то есть был «опасный» секес. В этой тихой, вялой и сонной девушке живёт пара-другая отмороженных, трахнутых на рогатые головы чертей. Чуть позже начала читать своё сочинение блондинистая бабенция в розовой кофточке. Как потом выяснилось, новенькой порядка сорока лет и она служит прапорщицей в пожарной охране. Пусть будет «Прапорщица». Её опус походил на очерк, на путевые наброски. Суть очерка в том, что незнакомые мужчина и женщина оказались одни в купе поезда. Хорошая закуска на столе, бутылка коньяка… Прапорщица прочитала четыре страницы текста. Шапокляк её остановила: - У нас читают стихи, а не прозу. Сколько ещё осталось страниц? - Ещё три. - Это много. Прочтите, допустим, концовку… - Нет, - вмешался я, - Лучше прочтите интимную сцену. Многие засмеялись. - У меня нет интимной сцены, - растерялась блондинистая бабенция в розовой кофточке. - Эта сцена напрашивается, - продолжал я, - Мужчина и женщина. Одни. Хороший стол. Выпивка и закуска. Логичен интим… Прапорщица заполыхала огнём, ударившей ей в голову крови. Сочинение новенькой студийцы разделали в пух и прах. Своих «пять ржавых копеек», вставил, даже, Курочкин. Мне думается, что на следующее заседание клуба эта женщина уже не придёт. Потом прочитал два коротких юмористических стиха, пришедший под занавес студии, Классик городской. Студийцы засмеялись. Пёстрый стал хлопать в ладоши. Я, поддавшись порыву, тоже, стал аплодировать. Два мои коротких стиха прочёл молодой человек, похожий статью, длинным богатым волосом и бородкой с усами на французского мушкетёра. Я его об этом попросил. Мне не хотелось открывать рот, так как у меня отсутствует много зубов. Щербатый я, щербатый. Курочкину один мой стих понравился. Он вспомнил Даниила Хармса. Хотя, на мой взгляд, хармсовского духа в том стихе не было. Видимо, «зелёное яблоко с червяком» решило лишний раз показать свою эрудицию.  | |