Синеву обрушив, стал небосвод
Плошкой глиняной над молодой землёй,
Обронив горсть звёзд в завязь чистых вод,
Льёт на блюдце струйкой свет золотой.

Океан качает кораллы снов
Здесь песчинкой на дно тихих дней паду,
Вспоминать, как мир был беспечно нов,
Плавил в тигле минуты седой колдун.

Мезозой, тьмы ящеров, жажда жить,
Непокорная ярость тупых зверюг –
(Вымирать так страшно в лесной глуши).
Птеродактили по наитию ищут юг.

Пирамиды тянутся в небеса,
Сыплет колкой крупою в лицо пурга,
Вырастает тенистой террасой сад,
Буйство гроз - по листве бьёт пунктиром град.

Ночь. Улица. Канал. Аптека.
Горю. Устал, померк, продрог.
И нет сегодня человека,
Того, на росчерке дорог…

Сюда неспешно каждой ночью
Он, одинокий, приходил,
Я так хотел ему помочь бы…
И вот светил, светил, светил…

Чего он ждал? Быть может, света?
Или немного теплоты?
Был вором? Странником? Поэтом?
На разведённые мосты

Что так ночью расшумелись тополя?
Странно, страстно. Что так расшумелись?
И крадётся за холмы жёлтый месяц,
За далёкие и чёрные предчувствия-поля.

В ночь глухую сны во мраке прилегли,
Где свинцово-серы и тихи воды,
Тополей лишь в воздухе дрожат своды
И шумят, шумят высоко от земли.

Я у края тихих вод в ночи стою,
Словно новый, свежий человек. Темень.
Предо мною тень моя.Себя боюсь,
Этой ночью трушу сам своей тени.

ЈОВАН ДУЧИЋ
Jaблaнoви

Зaштo нoћaс тaкo шумe jaблaнoви,
Тaкo стрaснo, чуднo? Зaштo тaкo шумe?
Жути мeсeц спoрo зaлaзи зa хумe,
Дaлeкe и црнe, кo слутњe; и снoви

У тoj мртвoj нoћи пaли су нa вoду,
Кo oлoвo мирну и сиву, у мрaку.
Jaблaнoви сaмo висoкo у зрaку
Шумe, шумe чуднo, и дрхћу у свoду.

Сaм, крaj мирнe вoдe, у нoћи, ja стojим
Кo пoтoњи чoвeк. Зeмљoм прeмa мeни,
Лeжи мoja сeнкa. Ja сe нoћaс бojим,
Сeбe, и ja стрeпим сaм oд свoje сeни.

Господь меня сеет всё время.
Я новое слово и знамя,
Я первое в хлебушке семя
И в крепости первый камень.

Я первая встреча влюблённых,
Нож острый в руке у злодея,
Молитва сердец я смиренных,
Сон в полдень голодного змея.

Посеешь из пригоршней, Отче,
В поля, где века солнце плавят,
Мне быть твоим знаком средь прочих
И труб золотых твоей славой,

Крушеньем надежд на рассвете
И воплем отчаянья дерзким,
И кедром ливанским бессмертным,
И войском у стен карфагенских.

Господь меня сеет горстями
В великий час мира и света,
Чтоб стать утром каждого дня мне,
Ключом его, гласом, заветом.

В пыли придорожной я атом
И в небе круг солнца белёсый,
В бедняцкой лачуге - лампада,
В очах страстотерпца я - слёзы.

Хотелось бы поверить в тебя и меня,
В цветные сны, в тёплых дней ласку,
Но сон захлопнет дверцы, не бывшим маня,
Прорастая, как сныть, ускользая лаской.
Не бывшему не сбыться, хоть смейся, хоть плачь,
Святая дребедень: возраст, быт, сплетни,
Они, как палка в спицах, мой город - мой палач,
Тебе ронять тень, от глыбы зла слепнуть.
Хотела бы поверить в тишину дней,
В правоту слов, в чистоту взгляда,
Но жизнь своею мерой ( наверно, ей видней)
Отмерит узлов да пройдёт рядом,
Коснувшись плечом, задев больно.
Сны так нужны, но за ними - пропасть!
Ты тут не при чём. Забудь! Вольно!
Признанья нежны. Да в душе - копоть.