Продолжение. Начало в прошлом номере Журнала

А если она придет с ним на прием к ортодоксальному детскому психиатру…. Неважно, какой диагноз психиатр напишет в карточке но, пользуясь «материалистическим» мифом о шизофрении, он назначит мальчику нейролептики. А самые дорогущие нейролептики (около 1000 рублей за таблетку или капсулу), так называемые «мягкие препараты», резко замедлят развитие мозга ребенка, и без того атипичное на фоне минимальной церебральной недостаточности.

Через год мы получим ярко выраженную задержку развития, а врач скажет: «Ну, что я говорил! Видите, какая тяжелая болезнь». Хотя если бы он читал западные исследования по поводу внутренних партнеров, знал бы, что 99% таких историй заканчиваются очень хорошо. Если ребенка не ломать (в том числе и родительскими угрозами типа: еще раз услышу, выпорю), скорее всего, вырастет умный талантливый человек.

Конечно, есть те же примерно 7 процентов, которые нуждаются в наблюдении у психиатра. Но большинство детских проблем – не психиатрические, а неврологические. Я в этом убежден и советую всем родителям проблемных детей искать сначала хорошего невролога. Чаще всего современные неврологические препараты и подходы стимулируют развитие мозга и улучшают психологическое состояние ребенка.

Если возможности невролога исчерпаны, а улучшений нет, может быть, стоит подумать об обращении к психиатру. Но родителям надо помнить, что это уже крайняя мера, с которой ни в коем случае нельзя начинать. Я не говорю о случаях явного умственного расстройства, но у нас при возникновении типичных возрастных психологических проблем многие родители предпочитают не задумываться о воспитании, а сразу тащат ребенка к психиатру. Повторяю, нейролептики чаще всего затормаживают развитие мозга, а большинство психиатров, скорее всего, назначат ребенку именно нейролептики.



В 16-17-летнем возрасте у творческих, эмоционально чувствительных юношей и девушек часто бывает атипичный подростковый криз, во время которого они мечутся, говорят глупости, конфликтуют с родителями, уходят из дома. Знаю несколько случаев, когда даже высокообразованные родители во время такого криза вели своих детей к психиатру… Часто по совету друзей. Хуже всего, если среди друзей попадется убедительный психиатр, который закричит: «У твоего ребенка шизофрения! Она может кончиться слабоумием. Немедленно ко мне в больницу!».

У меня были две таких пациентки, которые примерно с 17 до 35 лет принимали нейролептики. Оба раза мне понадобилось примерно 6-7 лет, чтобы помочь им вернуться к нормальной жизни, преодолеть последствия постоянного приема нейролептиков. Я считаю, что в какой-то степени нейролептики страшнее наркотиков – устранить дефект, вызванный приемом разрешенных психоактивных препаратов, труднее, чем дефект, вызванный приемом наркотиков. Сейчас обе женщины замужем, родили детей.

Я уже говорил, как трудно вчувствоваться в переживания другого человека. Так вот, это становится для врача тем сложнее, чем дольше человек принимал нейролептики. Поймите, я не против нейролептиков вообще. Есть, конечно, традиционные нейролептики, которые, на мой взгляд, нельзя использовать никогда и никому: пипортил мажептил, и особенно аминазин – он содержит в своем составе активный хлор.

Также я не советовал бы быстро поддаваться на уговоры врача, который рекомендует длительные (более месяца) инъекции модитена-депо. Но кратковременный прием большинства нейролептиков по назначению врача допустим. Я категорически против, чтобы человека подсаживали на них на годы. А это, увы, происходит очень часто.

Я общался с некоторыми психиатрами, которые называли себя православными (даже таблички «православный психиатр» на двери вешали), но точно так же, как их коллеги, лечили пациентов преимущественно нейролептиками. Получалось, что их православие ограничивалось походом в воскресный день в храм, но никак не отражалось на работе. Мне кажется, если человек считает себя христианином, он должен понимать, что душа человеческая – ее божественная основа — больной быть не может.

То есть мы должны за маской бреда, сумасшествия, пьянства уметь видеть абсолютно гармоничный образ нормального человека, лишь спрятанный по вине обстоятельств в глубинах человеческой души. Мы должны видеть в больном нормального человека и постараться извлечь его наружу. Вспоминаю фильм «Игры разума» про американского математика Джона Форбса Нэша. Там показана борьба взрослого человека, всемирно известного ученого со своими галлюцинациями. В итоге – отказ от лекарств и способность не только существовать вместе с галлюцинациями, но и продолжать делать открытия. В основе сюжета реальная история.

В 1994 году Нэш получил Нобелевскую премию по экономике. Как врач я знаю, что с галлюцинациями действительно можно жить в социуме. Конечно, в большинстве случаев нужны лекарства, но другие (не нейролептики), которые помогают мозгу совместить свои болезненные переживания с сознанием. Это ведь главная задача лечения: человек должен вновь сделать болезненные переживания частью своей личности – объяснить их себе, расположить в рамках своего мировоззрения. Единицы из наших психиатров понимают, что это возможно, и способны помочь. А остальные даже не хотят учиться. Зачем?

Не секрет, что такие монстры, как Центр Психического Здоровья или НИИ наркологии, живут с испытания психотропных препаратов. Противопоставить этому необходимость философского, культурологического, психологического образования психиатра почти невозможно. Но пока психиатры этого не поймут, те изменения в психиатрии, которые, безусловно, есть в последние годы, останутся формальностью. Потому что мало ввести в штат больниц психологов, заниматься с больными арт-терапией, пускать к ним священников.

Это все нужно, но главное – мировоззрение врача. А оно у подавляющего большинства остается сугубо «материалистическим», ориентированным на мифы академика Снежневского. И сейчас почти никто из врачей не относится к этим изменениям всерьез, не считает, что психологи, психотерапевты, священники играют важную роль в лечебном процессе. К их присутствию относятся по принципу «чем бы дитя ни тешилось».

Уверяю вас, если клинический психолог после беседы с пациентом будет писать психодиагностические заключение, не совпадающее с психиатрическим диагнозом, его немедленно выгонят из больницы. Он лицо подчиненное.

Священников пускают исповедовать и причащать больных, в некоторых больницах открыты храмы, но ни разу психиатры не организовывали совместно со священниками конференции или круглые столы. Конечно, не с каждым священником психиатру говорить интересно. Но есть же и умные образованные священники, которые могли бы рассказать врачам о православной антропологии. А ведь именно на ее основе можно создавать русскую психиатрическую школу.

Речь не о том, что все станут верующими – это может быть только личный выбор каждого, но узнать, как православная философия понимает человека, полезно любому психиатру, независимо от его мировоззрения. Увы, надеюсь даже не на нынешних молодых психиатров, но только на тех, кто придет им на смену. Изменение мировоззрения врачей – процесс долгий и трудный.

В Европе тоже есть клиники, где лечат только сильными психотропными препаратами. Это единственные клиники, в которых можно получить психиатрическую помощь по системе соцстрахования, но они составляют всего 10% от количества психиатрических больниц. Клиники для социально несостоятельных людей. А 90% — частные клиники, лечение в которых лишь частично оплачивается из страхового фонда.

Но лечат там людей не только медикаментозно, но, прежде всего, работают с душой. Центр тяжести перенесен на психодинамику (это тот же психоанализ, но сильно продвинувшийся в сторону от Фрейда в понимании человеческой души). Цивилизованная психиатрия давно повернулась лицом к проблемам человеческой души.



Источник