Изнанка
Художница
 
Автор: tanit
Художнице было плохо совсем, мало кого так очевидно колбасило – большинство переживает процесс болезни в себе. Художница так не умела. И то, что страдание ее было очевидно – не игра и не показуха, а призыв о помощи того, кто не имеет собственных внутренних сил и резервов.  Лицо ее было мученическое, как правило она металась по отделению. Бывает, когда ищут и не находят себя, начинают перемещать тушку географически, повинуясь хаосу мыслей и чувств, из угла в угол того пространства, которое для перемещений тушки доступно. Состояния облегчения были редки. Художница пыталась что-то поменять в сложившейся ситуации, и однажды решила взяться за карандаш, как когда-то – вроде творчество лечит. И обратилась к психам – чей портрет нарисовать? Я вызвалась, было интересно. Несколько дней у нее ушло на то, чтобы все-таки взять себя в руки, разложить свои рисовальные принадлежности и посмотреть в лицо мне, своей модели. Но стоило ей сделать пару штрихов на бумаге, она вскакивала и заявляла, что ей срочно куда-то нужно, и убегала на полчаса, или до следующего дня.  Что за демоны ее мучили? То слезы, то крики, бесконечный бег по кругу. Яркое мучение, как оно есть. Она приставала к врачам, если те были в зоне доступности, к медсестрам, к санитаркам, к психам, которые собрались в курилке – что-то выкрикивала, о чем-то просила, вопила и убегала. Однажды достав кого-то из медперсонала окончательно, удостоилась вязок – а это большая редкость для Бехтерева, там больше электрошок практикуют. Привязали к койке ее не на долго, может день, не знаю, потом отпустили, и видимо зря. Как-то после обеда мы относили на кухню грязную посуду, человек семь психов и медсестра, когда я поставила тарелки и уже собиралась выйти, вбежала художница. На столе лежал большой нож для хлеба – явное упущение персонала – художница схватила его и предприняла попытку что-то там себе порезать. Показуха была очевидна, очередной вопль отчаяния, не больше, но в тот момент было действительно страшно; медсестра, увидев больную с ножом, оторопела и вдруг завопила на все отделение: «Ура-а-а-а-а!», психи замерли, и только один больной парень спокойно подошел, схватил художницу за руку и ножик отнял.  С того раза ей было запрещено покидать палату. А портрет мой она все-таки дорисовала, и я ужаснулась, когда увидела его – такого страдания на своем лице представить себе не могла. На портрете, конечно, были не мои, а ее собственные черты.  | |