Вериока

Корабль- бизнес-центр взрезает волну у вокзала.
Приливом-отливом людским грудь его истерзало.
Под вечер он бедствие терпит - и с борта матросы -
Усталые клерки, как крысы, пускаются в россыпь.
А я на перроне - на пирсе черту подвожу будто лету,
Беседы и танцы, прогулки - всё кануло в Лету,
Расстаяли запахи, вкусы и руки, и губы,
Казалось: пригубишь - спасут, вознесут, приголубят.
А после, наверно, бездарно и глупо погубят,
Как губят

Давай развеем пепельную ночь
Неспешностью беседы у костра...
Мгла норовит примкнуть вплотную, но
Не исчезает танец света - транс.

А тьма крадётся, будто бы обнять,
Старается лизнуть изгибы плеч,
Украсть меня у дня, за пядью пядь,
Прядь затемнить волос, на дно прилечь,

Пробраться в каждый закуток души,
Прокрасться в сердце и остаться там
И разрастаться, разбухать, душить,
Тревожно звать, как варварский тамтам

Своенравная осень. Дворы в плену
Неподкупного буйства живых костров.
Унесённая с веток, шуршит листва.
Под метёлкой неспешной легко вздохнув,
Оборотится в пламень. Блеснёт, багров,
Языками оближет листву едва,
И в бездонное небо дымком уйдёт,
Но горчинка печали осядет там,
Где стучится в аорту густой поток,
Где душа, очищаясь косым дождём,
Подчиняясь осенним ветрам-кнутам,
Улететь порывается, как листок.

Горизонт пожирает солнца румяную булку,
На закате тени длинны и шаги всё более гулки.
Просыпается город от сладкой сиесты-истомы,
Окунается в праздник и чувств человеческих штормы,
И волна за волной наводняет толпа переулки.

Так беспечны, расслаблены, пряны и говорливы
Бесконечного моря людского приливы-отливы,
Обтекая на площади древней дуэт музыкантов,
Что выводят старательно старую песню бельканто,
Медякам в мятой шляпе в ус

Я по стёршимся рельсам катил в депо,
Был привычно неспешен вечерний путь,
Вдруг мелькнула табличка: «Гастелло – Порт» –
Я застыл – ни выдохнуть, ни вдохнуть!

В подреберье железном заныл мотор,
Я глядел на лощёный, в наклейках, бок,
Город вспыхнул тогда – именинный торт,
А она забирала людей на борт,

Без конца тарахтела, гудком маня.
Я не то, что маршруток век не видал,
Эти фары глядели как внутрь меня.
Вдруг

Ледоход развяжет серую стынь реки
И завяжет крепким морским узлом
Крики чаек, буи и катеры-старики,
У причалов, ждущих «Добро!» на слом.

Будет ветер пальцы в рваную сеть совать,
Только спутает напрочь сырую нить.
Днища уставших лодок смолистый и вязкий вар
Станет снова в надежде путин чернить.

Будет в каждом изгибе судьбы весна,
Не разрубишь узел и топором,
И на нас уже заготовлена точно снасть,
Рубикон услу

Живу, живу, как в странном киносне…
Концовок нет! Ну что за злая фильма?
Кончаются конфеты, шарм и снег…
Ну, ладно снег! Я всё ж гелиофильна!

Опять, опять снят без героя фильм,
Проходит жизнь и рвётся кинолента,
Но где же дом, беседка , старый ильм?
Обещаны сценарием, а нету!

Смотрю, смотрю, но хочется стереть
Унылый длинный фильм без кульминаций.
Не надо мне артхаус! Нет, не смерть…
Но боязно так в экшн оку

В улочках каменистых дремлет седой Восток –
Древние минареты, пенная вязь садов.
За день весь разогретый, Мостар в кольце мостов.
Звёздное вдев монисто в джамии* шпиль, восторг

В лунном лелеет свете кукольный городок.
Реку месяцеликий* пересекает мост –
Странникам трёх религий некогда был форпост
Пряных путей торговых. Не обмелел поток.

В камни моста – легенда местная есть одна –
Пленница Сулеймана заточена, жена

В тихих коридорах онкоклиник,
в повседневном ужасе палат,
там, где в русла вен вливают яд,
от абсурда жизни часто клинит,
но нигде так не внимают слову,
Библия звучит свежо и ново,
светом омывает бытиё
только горькое Слово,
только чистое Слово,
только вечное Слово
Твоё.

Если вдруг оставлена друзьями
и пророс в душе сорняк обид,
если душит злость, от ран свербит,
не зову прохожих судиями,

Выткут на сером алое
Шёлком живым лучи,
Странница запоздалая,
Что же твой свет горчит?

Утро встаёт туманное,
Тонут стежки зари,
Даль - молоко обманное,
Воркают сизари,

Будят давно забытое,
Что на замках семи,
Там, где весна - событие,
Где на двоих - весь мир.

Может, ещё не поздно нам
Гостью-веснянку ждать,
Может, ещё не познана
Зрелости благодать?

Может, ещё раз