Проза

рыдает наша серафима
жена егора кузнеца
и говорит пришла лягушка
а мой зелененький сидел

и пирогами и блинами
я море синее тушу
и то потухнет то погаснет
сознанья сумеречный свет

ребята скачут за буденным
буденный скачет впереди
и он такой харизматичный
что кто увидит скачут все

тебя к себе не подпускаю
и все же часто захожу
глядеть как от твоей страницы
исходит теплый нежны

Мое утро начиналось в пять.
Психи спали, прибитые к кроватям ночными транквилизаторами, медсестры спали, спал сад вокруг больницы, а я, как часовой, вскакивала и занимала диспозицию в курилке.
Тихо-тихо. От трех сигарет натощак очень муторно, но кажется, что эта физическая муторность как-то забивает душевную. С утра особенно остро ноет что-то в груди, бесконечно, надоедливо, невозможно. Часа через два включат титан, и можно будет напиться растворимого кофе. И вот я беру свою чашку

Я слушаю музыку, о, что за музыка, но я не дам тебе ссылку – все равно ты скажешь, фигня, а она мне душу переворачивает, и там картинка – сирень, или другие цветы, очень нежные, к ним пальцы чьи-то тянутся, и хочется заплакать, вспомнить бы еще, как это делается, это та самая история, про путешественника, который плыл-плыл, приплыл, уплыл и утонул, а девушка осталась, и ждала его, ну долго что-то ждала, пока не дождалась, не дождалась естественно, а в душе происходит что-то, но произойти не може

Любовь моя, сестры и подруги!
Как бесконечно я скучаю по вам, как невозможно пусто и печально мне без вас, в этом странном и нелепом мире, где заперта я теперь, в мире, исполненном дверей.
Здесь все имеет насыщенную плотность, и та оболочка, в которой заключен мой свет, плотна до того, что неожиданно может причинить боль.
Здесь всюду двери, и никуда нельзя попасть просто, естественным образом, но только через дверь; и не через любую, а через единственную, строго определенную

В начале была вода. Сверху, снизу, повсюду, она попадала в глаза и в нос, и ты инстинктивно плыл, как мог; тебя вытолкнули в эту воду.
Потом начался плотный сухой мир. Он легко причинял боль. Ты ощутил его резко, ушибами, синяками – о твердые плоскости этого мира. При неудачном внезапном движении – соприкосновение с твердым, больно, неожиданно, непривычно. Плотный мир неласков. Здесь приходилось всему учиться, долго расти, узнавать, удивляться, много и громко кричать от холода, от желания

Со мной тут по телевизору говорили, сказали, мир пора спасать.. На меня вся надежда.
И для начала нужно с соседом разобраться. Ежу понятно, что он переодетый Вельзевул. Ходит, гад, косит лиловым глазом, и машина у него такая, вся черная. Ну тут точно, сомнений нет.
К тому же плохо мне что-то в последнее время. То страшно, то очень страшно, то мысли разбегаются, как крокодилы.
Колдует там гад у себя в однокомнатной слева..
А ночью голова из стены сообщила, что скоро пр

1.Смысл жизни – расслабиться и получать.
Если хорошенько расслабиться и хорошо получить, возможен оргазм всего мозга и выход на новый level.
2.Напряжение – ошибка.
Если напрягаться, получишь больше, но оргазма не будет. Возможны увечья мозга и кармы разной степени.
3.Побег из дурдома возможен.
4.Веник, увиденный тобой в коридоре, не случаен.
Веник – это средство, используй его.
А цель у нас одна.
5.Земля – адский филиал, исполненный дверей.

Свобода. Я не могу дать ей простого и ясного определения. Наверное, я не знаю толком, что это такое. Не "свобода от..", и далее долгое перечисление тягостного и ограничивающего меня, а свобода истинная, без условий.
Я знаю, что такое освобождение, когда осознана какая-то конкретная "тюрьма", и все усилия направляются на выход из нее. Выход из уже ставшей очевидной "тюрьмы" возможен, он дает глоток свежего воздуха, недолгое ощущение удовлетворения и даже счастья, но за этой, уже пок

А тут – все просто, вечность – не вечна,
И бесконечность не бесконечна,
И все пределы однажды сойдутся
И параллельные – пересекутся,
И мы с тобою спорить не станем,
Встретимся, сядем за утренним чаем
Будем друг другу мы улыбаться,
Мне бы дождаться,
окончанья дождаться
Вечности, что оказалась не вечна,
И бесконечности не бесконечной

Когда чувство боли и обиды овладевает мной, я ухожу в свою башню из слоновой кости. Я поднимаюсь на самый верх и начинаю глядеть на бездонное море. Я вижу волны, и серое небо, я вижу, как волны и небо сливаются вместе по линии горизонта; я вижу больших чаек, которые носятся над водой и тревожно кричат. Я долго смотрю на бескрайнее серое море, когда мне становится больно. И месяц, и два, и пол года я стою у окна; и знаю, что там, внизу, за пределами башни кто-то плачет и ищет, и грустит без меня.