Баллада о страннике

По пыльной дороге, в дырявом плаще,
С походной сумой на истертом плече
Раз шел человек. Он спокойно глядел
Вперед, где разрушенный город белел.

Он думал о судьбах людей и планет,
О том, кто придумал пространство и свет,
О том, кто придумал и зло, и добро,
О том, кто предвидел, что нам суждено.

Холодной лампадой горела луна,
Затихли луга в ожидании сна,
Но тверд и уверен был шаг босяка,
Что время свое обогнал на века.

Он очень устал и хотел отдохнуть,
И скоро закончиться должен был путь,
Уже деревеньки видны огоньки...
Вдруг кто-то легонько коснулся руки.

Сам в черной одежде, а пальцы в перстнях
И посох алмазножелезный в руках,
Из тьмы духом смерти внезапно возник
Забытый людьми и богами старик:

- Как долог твой путь и куда ты идешь?
О чем ты мечтаешь? Куда ты зовешь?
Зачем ты смущаешь сердца и умы?
Зачем поднял руку на власть темноты?

Зачем споришь с мудростью наших отцов?
Зачем ты позоришь великих жрецов?
Смотри, чужеземец, недолог твой век -
Смертельная тень уж касается век.

Коль жизнь дорога и душевный покой,
Свой дух усмири и иди вслед за мной.
Мы примем тебя в храм бессмертных богов.
Ты станешь творцом миллионов умов.

Жить будешь как царь, славя храм золотой.
Народы пойдут за тобою толпой.
Что хочешь еще? Отвечай, не тяни.
Но знай, что минуты твои сочтены.

Молчишь, что ж, пенять будешь сам на себя.
Погибнет с тобою гордыня твоя!

Так быстро ходить жрец давно уж отвык.
Не демон он был, а несчастный старик.
Он встал на дороге, дыша тяжело,
А странник ушел, не взглянув на него.

Вдруг ночь озарилась зловещим огнем.
То факелов сотни замкнулись кольцом.
Они приближались, и стали слышны
Проклятья и крики безумной толпы.

Она окружила, как стая шакалов,
В глазах ее злоба кроваво сверкала,
На лицах гримаса жестокой судьбы
И камни в руках, как осколки луны.

Стоял человек, как шекспировский Лир.
Он понял, что рано пришел в этот мир.
И камни свистели, им вторило эхо,
И вскоре не стало того человека.

Толпа разошлась, только старец остался
И в бороду тихо и злобно смеялся.
И мальчик в отчаяньи плакал во тьме.
Ему суждена была смерть на кресте.

Евгений Добрушин
20.3.91