Правдивая история

Аннотация:
О Великом Русском Народе и о малом еврейском народе. Быль.

"На воре шапка горит!"
(народная мудрость)

"Официальный" еврей у нас в классе был только я один. У меня сложилось такое впечатление, что, вообще, во всей школе больше евреев не было. Те немногие училки, которые принадлежали к "категории лиц..." эту свою категорию так скрывали, так старательно обходили эту тему, что никакой защиты с их стороны быть не могло. Так что все "шишки" сыпались исключительно на меня. Меня "травили" регулярно и основательно. Я дрался, уходил, снова дрался, и конца и краю этому концлагерю видно не было. Кончилось это тем, что я ушел из своей школы в другую, в которой преподавал мой отец, после чего, в течение последующих двух лет, более или менее "приходил в себя". Но эта история случилась в той, мною проклятой на веки веков школы номер 167 Смольнинского района города Ленинграда.
В нашем седьмом "б" классе был мальчик. Звали его Сережа Петраков. Он был вполне неплохой парнишка, но со мной, почему-то, не дружил. Когда меня дразнили и били подонки-антисемиты, он либо стоял в стороне, либо делал вид, что их поддерживает. Так, за компанию. С ними со всеми у него были прекрасные отношения. А кличка у него была "Петруча" - переделанное из "Петраков".
И вот однажды на уроке литературы мы проходили стихотворение одного американского поэта-негра, или, как принято сейчас говорить на политкорректном языке - "афроамериканца". Он писал про жизнь бедного гарлемского ребенка, который голодал, холодал, был нищ и бос. Там были такие строчки:
"Жил мальчонка Джонни.
Знаете его?
Не было у Джонни
Ровно ничего".
Это был перевод с английского, думаю не самый плохой, тем более, что оригинала мы не видели, да и прочитать не смогли бы - в 167-ой изучали только один иностранный язык - немецкий.
Известно, что советские дети, вообще-то, наслышаны о страшной, полной лишений, жизни американских детей. Поэтому восприняли данный опус с юмором и на перемене стали вовсю его пародировать, подставляя вместо имени Джонни имена одноклассников. Например:
"Жил мальчонка Брыня (моя кличка)
Знаете его?
Не было у Брыни
Ровно ничего".
Или:
"Жил Степанов Костя (мой приятель)
Знаете его?.."
Ну, и так далее.
Аналогично я придумал и про Петракова:
"Жил Сергей Петруча.
Знаете его?
Не было у Серого
Ровно ничего".
Когда я прочитал это стихотворение Сереже, тот вдруг изменился в лице и полез на меня с кулаками. Я был очень удивлен. Вполне безобидные стишки вызвали такую реакцию?! Однако, когда тот ударил меня по лицу, я ответил тем же, причем гораздо более грамотно и основательно (благо, у меня и опыта, по известным причинам, было больше). Впрочем, нас быстро разняли. Все удивлялись нашему конфликту - никто не мог понять его причину. В том числе и я. А Петраков упорно "гнул несознанку". Твердил только, что я его кровно обидел. Я же за собой вины никакой не чувствовал.
Прошло много лет. Я уже давно закончил школу, уехал со своими родителями из антисемитского Ленинграда в Израиль и почти забыл эту историю.
Как-то мы с отцом разговорились о былой жизни в СССР, и я вспомнил свою ненавистную школу. Отец был в курсе моих дел - я от родителей ничего не скрывал.
- А знаешь, Женя, - сказал он вдруг, - в твоем классе были еще евреи, кроме тебя...
- Как?! - удивился я. - Откуда ты знаешь?
- Я виделся с их родителями на собрании. Например, у Петракова мама - еврейка. Так что, по-Галахе он тоже еврей.
- Вот это да! - мне было и смешно и грустно. Я вспомнил все эти разборки, в которых участвовал и Петруча. Со стороны моих недругов, разумеется.
Правда, надо сказать, странно участвовал. Когда с десяток ублюдков выстраивались в "паровозик" и били по очереди мне "пендали" (попросту - пинали ногами), Сереженька тоже пристраивался за ними, но, отвешивая мне пинок, чуть-чуть не доставал до меня. Так что одним синяком у меня получалось меньше. Спасибо, мой несостоявшийся друг! Век буду помнить твою доброту.
- А ты разве этого не знал? - спросил папа, оторвав меня от мрачных мыслей.
- Нет, - честно признался я.
- Почему же ты назвал его жидом?
- Я?!
- А что, этого разве не было?
- Батяня, ты же знаешь, я никого никогда ТАК не называл.
- Так я и думал...
- Почему же тогда спрашиваешь?
- Знаешь, когда я познакомился с его мамой на родительском собрании, она мне рассказала, что Сережа к тебе очень хорошо относится. У него отец русский, вот он и выдавал себя за русского. Но еще в третьем классе сказал своей маме, что у них есть такой мальчик, Женя Добрушин, который ЕДИНСТВЕННЫЙ ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО ОН ЕВРЕЙ.
- А я этого никогда особенно и не скрывал, - спокойно сказал я.
- Да, я знаю, - отец улыбнулся. - Так ты слышишь, я как-то случайно встретил его маму на улице. Мы же все живем в одном районе. Она мне говорит: "Знаете, Григорий Аронович, ваш сын моего Сережу жидом обозвал". А я так, с ходу: "Ну, если один еврей другого назвал жидом, то это не оскорбление, а констатация факта".
Мне эта фраза отца очень понравилась, и я с тех пор ее довольно часто цитирую. Конечно, он тогда, наверное, решил, что я назвал так Сережу специально, за какой-то нехороший, "жидовский" поступок. Даже живя в Израиле, я часто слышу, как чистокровные евреи из России называют вороватых израильских лавочников или маклеров "жидами", в чем-то бравируя этим словом, мол, мы-то настоящие евреи, а вот они - жиды. Да, конечно обидно, когда тебя обманывают свои же. И так хочется сделать из них "несвоих"...
Ну да ладно.
"Вернемся к нашим баранам".
В тот вечер я попытался выяснить у папы подробности того разговора с матерью Петракова, но так ничего и не узнал. Понял только, что та была шокирована таким ответом моего отца, после чего они разошлись каждый по своим делам и больше к этой теме не возвращались. Незадолго до нашей репатриации, папа еще раз видел маму Сережи, и узнал от нее, что за последние годы у них в семье многое изменилось. А сам Сережа стал ярым сионистом, ходит теперь в синагогу и носит Маген Давид.
И тут до меня вдруг дошло!
Я вспомнил ту историю с глупым стишком.
Все было элементарно просто: Петракову вместо слова "жиЛ" послышалось слово "жиД". Вот и получился антисемитский памфлет:
"Жид Сергей Петруча, -
Знаете его?
Не было у Серого
Ровно ничего".
Вот откуда его слезы праведного гнева, его неумелые оплеухи мне по физиономии, его собственное, невинно пострадавшее лицо, как оказалось, еврейской национальности!
Господи!..
Сережа! Прости меня, дурака, за тот идиотский стишок! И за плохо произнесенную букву "Л" в слове "ЖИЛ", которую ты принял за другую, более жесткую и жестокую букву. Сколько раз мне приходилось слышать слово "жид" в свой адрес, в адрес своих родителей! От одноклассников, от соседа по коммуналке, от работяг, с которыми я, по долгу службы, "общался" на заводе... Прости меня за то, что я вовремя не посмотрел на последнюю страницу классного журнала, и не увидел там национальность твоей матушки!
Я бы тогда подошел к тебе и сказал, как герой сказки Киплинга:
"Мы с тобой одной крови - ты и я!"
Прости меня, мой несостоявшийся друг! И дай Бог, чтобы ни тебе, ни твоим детям не выпало то, что пришлось пережить мне в той "благословенной" и навеки проклятой мною школе номер 167 Смольнинского района города Ленинграда.
15.02.99

P.S. Фамилии героев этого рассказа изменены.
P.P.S. Когда я на сайте "Одноклассники" нашел "Петракова" (реальная фамилия у него, разумеется, другая), я послал ему ссылку на свой рассказ и спросил его: "Угадай, про кого эта история?" Вскоре он мне ответил: "Тут и гадать нечего! Все именно так и было..."
Сейчас Сережа живет в Германии. В Ленинграде он закончил мединститут (куда евреев, кстати, в те годы не принимали) и работает на своей новой родине врачом. Он женат, есть дети. У него все в порядке. Но ту историю со стишком и дракой он хорошо помнит. Я, как оказалось, все правильно понял: ему послышалось в слове жиЛ, слово жиД. И он решил, что я знаю, что он наполовину еврей, а значит, не только посвящен в его "страшную тайну", но и смею ее разглашать другим!
Там, на "Одноклассниках", мы одно время переписывались. В одном из писем, Сережа сказал мне, что он жалеет о том, что мы с ним не дружили. Честно говоря, я тоже. Хотя поведение Петракова во всех этих "разборках" и травлях было вполне естественно: так вели себя все. Когда шпана издевалась над изгоем, к ней либо присоединялись, либо наблюдали с тайным злорадством.
У нас еще была девочка одна в классе. Звали ее Аня. Я ее тоже нашел на "Одноклассниках". Я ее спросил в письме: "Ты меня помнишь?" Она сразу ответила: "Конечно! Ты резко выделялся на фоне тех моральных уродов, которые были в нашем классе".
Как говорится: "Было бы смешно, если бы не было так грустно..."

Евгений Добрушин