Шашки

Дело было однажды вечером. Пришел ко мне сосед Митька, в шашки поиграть. Притворил дверь, устроился удобно на старом стуле. Достал доску, разложил шашки. Я покуривал сигаретку, выдувая дым в форточку и отряхивая пепел в консервную банку из-под селедки, заменявшую пепельницу.
- Ну что, как ты, друг сердечный? - спросил Митька.
- Выживаю пока, - неохотно ответил я. Настроение было неважнецкое. Поссорились мы с моей-то, с Олькой, значит. Она ушла утром, громко хлопнув дверью.
- Чтобы духу твоего здесь вечером не было! - только и сказала напоследок. Квартира принадлежала ей, а я жил на птичьих правах. Расписаны мы не были.
Олька была по-своему права. Потому что пил я. Не то чтобы горькую, а так, пиво только, зато регулярно. Выматывался на работе программистом, заваливался домой, распечатывал купленное пиво, и тогда жизнь начинала казаться не такой уж серой. Похоронил я своего девятилетнего сына от первого брака - утонул в речке. Известное дело, несчастный случай. С тех пор и развелся со своей бывшей, с Катериной. Ольку встретил случайно, у того же пивного киоска. Она была как некое светопреставление. Длинные белокурые волосы, аккуратный вздернутый носик, тронутые красной помадой губы, еле заметные морщинки на лбу, аккуратно выглаженная синяя блузка и черная юбка-мини, туфли на каблучках. Я даже рот приоткрыл от удивления, когда ее увидал. Разговор завязался быстро, она покупала какие-то там шоколадки. Я уломал ее проводить до метро. Записал номер телефона. С тех пор и пошло-поехало. Через месяц я переехал к ней. Она сначала смотрела на мою привычку пить по вечерам пиво сквозь пальцы. Но потом что-то неуловимо поменялось. Я рассказывал ей о Катерине, о гибели сына Гриши. Она сочувствовала. Но я стал замечать на ее лице какую-то тень, какую-то задумчивость. А сегодня утром она прямо заявила, чтобы я собирал свои вещички и выкатывался в неизвестном направлении.
Все это я поведал за бутылкой Митьке. Митька, смачно обсасывая сигаретку, произнес:
- Зарабатываешь ты вроде, неплохо. Какая муха бабу укусила? Слушай, а, может, она того...ребенка хочет? Вот и взбеленилась, что пьешь ты, на младенце неблагополучно скажется.
- Да мы про это не заговаривали, - ответил я неуверенно.
- Бабы - известный народ! Молчат. А сами себе думку думают.
- Все может статься, Митек! - сказал я. Мы уже сыграли пару партий. - Но в этом ракурсе я события не рассматривал.
- Зря не рассматривал. - повеселел Митька. - Тебе самое время подумать о новом ребенке. Чай, душа-то за Гришаню болит.
- Болит, еще как болит, - признался я. - А что, спасибо тебе, Митька, за науку. Поговорю с Олькой сегодня же вечером.
На радостях я раскрыл еще одну бутылку пива. Митька заметил:
- Это дело тебе, друг, придется бросить. Здоровье малого дороже.
- Я последнюю, - заоправдывался я.
На том и порешили. Митька ушел к себе, а я стал дожидаться Олькиного прихода.
Олька вернулась, весьма недовольная моим присутствием.
- Я же сказала, чтобы духу твоего тут не было! - воскликнула она.
- Слышь, Ольк, тут такое дело, поговорить надо срочно.
- Это что же такое случилось? - не поняла она.
- Я это...во-первых, очень счастлив, что ты у меня есть. И очень тебя люблю. - Тут я пустил-таки предательскую слезу, хоть и выпил-то всего ничего.
Олька слушала молча, насупившись.
- А во-вторых, я бросаю пить. Совсем, Олька, совсем.
- Слыхали мы эти сказки! - съязвила Олька.
- А в-третьих, выходи ты за меня, Оленька, замуж! И давай родим ребеночка!
- От кого слышу? - Олька подняла тонкие выщипанные бровки. - Ты ли это, Евгений?
- Я тут о жизни размышлял, - признался я. - Пришел Митька, мы сели играть в шашки, и вот надоумил же он меня.
- Что, жениться надоумил? - спросила Олька.
- Не-а, жениться - это я сам додумался. - Он предположил, что ты того...это...ребенка, наверное, хочешь. Потому и бесит тебя, что я пью.
Олька как-то странно на меня посмотрела, а потом как взвоет!
- Родненький ты мой, да неужели ж ты, правда, додумался? - В глазах у Ольки стояли слезы. - Сколько я молилась, чтобы Бог тебя надоумил. Ты по Гришаньке-то как убиваешься, вон и с Катериной развелся почем зря, она-то, небось, страдает, нельзя ведь так тоже!
- Ты Катерину не трожь, это дело прошлое, мужицкое дело, наше, семейное. А с тобой у меня и правда новая жизнь может быть, с чистого, так сказать, листа. Главное - обозначить свои намерения. Я тебе сейчас все, что думаю, высказал. Ничего от тебя не таю. Сказал - пить брошу - значит брошу. Совсем. Ни бутылки больше. И замуж возьму. Одно только гнетет - что квартира твоя, не заработал пока я новую, старую-то Катерине оставил, значит. А скажи-ка, Оленька, любишь ли ты меня? Пойдешь ли за меня замуж? Родишь ли ребеночка мне на радость?
- Люблю, - тихо сказала Олька. - И замуж пойду. И ребенка, Бог даст, родим, а, может, и не одного.
- Ну, слава тебе, Господи! - я выдохнул облегченно. - Славно сегодня в шашки поиграли с Митричем. Прозорливый мужик наш Митька. Спасибо ему. Поставил бы ему шкалик, да зарок ведь.
- Зарок, - согласилась Оля.
Новоиспеченные молодожены страстно поцеловались. На старом стуле стояла раскрытая коробка с шашками.

20.08.2013