Сон. Часть-2

РАССКАЗКА СЕДЬМАЯ

Туловище Змея друзья рассекли на мелкие части и сожгли на огромном костре. Пепел же бросили в воды реки Смородины.
Мужик болтанский, богатырь басурманский был совсем плох.
– Умру я, братцы, – еле слышно промолвил он пересохшими от жара губами – час мой последний настал. Косточки целой не осталось во мне. Весь переломан.
Названые братья спрыснули старшего мертвой водой – кости раненого срослись. Он хоть уж и не стонал, но был все равно неподвижен, по-прежнему говорил о своих закатных днях.
– Ему надо достать живой воды, тогда мы его на ноги поставим, – предложил Еруслан Лазаревич.
На второй день после победы над Змеем Птичкин с Иваном плескались в реке Смородине. Артем, накупавшись до посинения губ, вылез на берег и, зарывшись в теплый песок, грелся. Иван был более закаленным и еще плавал, нырял, ловил раков для мужика болтанского, богатыря басурманского. Одно дело попросить свата Наума, другое – самому наловить. Артем увидел, как на большой вековой дуб спустились два старых знакомых ворона, из разговора которых он узнал когда-то о нашествии Чуда-юда. На этот раз они сели на одну из верхних веток дерева. О чем они вели речь, не было слышно, только обрывки фраз доносились.
Птичкин набрался смелости и окликнул птиц:
– Добрые мудрые вороны, вы случайно не знаете, где можно найти живую воду? Наш старший названый брат ранен. Ему нужна живая вода.
– Знаем, мальчик, – ответил один из воронов. – В лесу бьет маленький родничок. В нем живая вода. Идти надо на запад.
– Спасибо, добрые вороны. Извините, что помешал вашему разговору.
– Спасибо тебе и твоим друзьям за то, что извели Змея. Житья от него ни людям, ни зверю, ни птицам не было.
Мальчик рассказал о роднике своим друзьям. Вместе они решили, что Еруслан Лазаревич останется с хворым. Артем же с Иваном немедля отправятся на поиск живой воды. Младшие братья взяли вместительный кувшин и пошли на запад. Они долго плутали по лесу. Пробираясь через густые, знающие только дикого зверя заросли, братья до крови исцарапали лица и руки. Одежда во многих местах была порвана, облеплена репьями, колючками, семенами трав.
Был уже вечер, темень сгущалась, когда они услышали поблизости рычание. Тихо подкравшись на шум к опушке, Артем с Иваном увидели лежащего на земле богатыря с мечом в груди, а рядом старого облезлого с поджатым хвостом волка. Это он рычал, предвкушая сытый ужин. Иван, не задумываясь, отогнал зверя первой попавшейся под рукупалкой. Мертвый воин был статен, красив, в дорогой одежде. Видно, человек знатного рода.
– Искали родник с живой водой, а нашли мертвого богатыря, – помолчав, сказал Иван,– если его смочить сначала мертвой водой, а потом живой – он оживет. Но живой-то воды нет!
– Не сегодня, так завтра найдем. Надо найти! – твердо, по-мужски заявил Птичкин.
– Будем искать всю ночь, – поддержал Иван. Он аккуратно вытащил меч из груди неизвестного и взвалил богатыря на плечи. Они прошли с полет стрелы и решили передохнуть. И тут Артем услышал тихое журчание воды. Сделав несколько шагов, он обнаружил родник, где в лунном свете серебрилась чистая и обжигающе холодная вода. То, что это живая, а не обыкновенная вода, мальчик почувствовал сердцем. Набрав полный кувшин, друзья пошли в сторону своего временного жилья. Их окружала угольная темнота леса. Только на полянах было чуть светлее от полной багровой луны. Медленно, с передышками двигаясь, названые братья заметили то появляющиеся, то пропадающие за стволами деревьев четыре маленьких огонька. Сначала они подумали, что добрались до своей избушки, но, приблизившись, увидели, что это небольшая поляна в виде квадрата. В центре ее – большой черный камень, а по углам четыре высоких кола с лошадиными черепами, внутри которых светился огонь. Птичкину, хоть он и многое уже успел повидать, стало жутко, тело пошло пупырышками при виде этого странного места. Невдалеке хрипло, переходя на повизгивание, завыл волк. Должно быть тот, которому отказали поживиться человечиной. Несколько раз зловеще прокричала сова и послышался со всех четырех сторон света глухой нарастающий шум. «В фильмах про войну так летящие снаряды поют»,– успел подумать Птичкин.
На поляну на метлах спустились четыре старухи. В одной из них друзья узнали знакомую ведьму, избушку которой они заняли. Она была вся седая и, по-видимому, самая древняя из них. Вторая была бела волосом, третья – черная, а четвертая – огненно рыжая. Одеты они все были неряшливо и пестро, как цыганки.
– Погубили нашего Змеюшку, окаянные! – заверещала седая.
– Смерть им! Смерть им! Смерть им!– закричали остальные истошно.
Безумные глаза их горели холодным огнем голодных хищных зверей. Птичкин хотел, уже было, убежать без оглядки, но усилием воли переборол свой страх, да и перед Иваном было совестно. Ведьмы сговорились отомстить, предать смерти названых братьев. После чего старшая достала бутыль с какой-то мутной жидкостью, на дне которой плавало с десяток мертвых гадючьих детенышей и столько же крупных пауков. Рыжая вытащила из мешочка несколько живых летучих мышей. Старухи стали жадно их поедать, запивая ведьминым зельем.
Иван и Артем, с неизвестным мертвым молодцем на плечах и кувшином живой воды, добрались до избушки только к рассвету. Разбудили Еруслана Лазаревича и вместе с ним смочили раны мертвой водой найденному молодцу. На теле его сразу же все зарубцевалось. Потом неизветсного богатыря и мужика болтанского, богатыря басурманского обильно спрыснули живой водой. Не прошло и минуты, старший названый брат зашевелился, крякнул и поднялся на ноги.
– Я-то кумекал, что ужо не жилец, – сказал он, улыбаясь беззубым ртом и поскребывая лысину. – Щас бы чарку вина зеленого.
– Подожди немного, и чарка будет, и стол добрый, – ответил Еруслан Лазаревич, наблюдая за другим хворым. Неизвестный потянулся, открыл глаза и тихо произнес:
– Ох, и крепко же я спал!
– Очень крепко. Если бы не мы, вовсе не проснулся бы, – подтвердил Иван.
– Кто вы? – спросил оживший.
– Мы тебе не враги. А ты кто будешь?
– Я? Ничего не помню. Ничего!
– Ну, да как-нибудь вспомнишь, – подбодрил Еруслан Лазаревич.
Друзья устроили пир в честь победы над Чудом-юдом. Хорошо отдохнув и выспавшись, отправились в путь. Ковер-самолет пришел в полную негодность, и они поехали верхом на своих богатырских конях. Новому названому брату они подобрали жеребца из тех, что паслись рядом на лугах. Много коней осталось без хозяев после разгрома Великого Змея.
Ехали они степью, а день был знойным – трава от жары поникла. Притомились друзья, пить захотелось. Глянь, стоит колодец, в нем хрустальный ковшик плавает. Слезли с коней Еруслан Лазаревич и мужик болтанский, богатырь басурманский. Уже, было, хотели ледяной водицы испить, коней напоить. А Иван-крестьянский сын подскочил к колодцу и начал рубить его – щепки летят. Взвыл колодец волком, застонал раненым зверем. Тут и жара спала сразу же. Тучи солнце закрыли, стало свежо.
– Зачем ты это сделал, Иван?
– В нем была вода гнилая и грязная.
Попили они квасу свата Наума и отправились дальше в путь. Проехали они с двенадцать полетов стрелы и увидели яблоню, а на ней плоды крупные, румяные да ароматные. Хотел безымянный богатырь яблоко сорвать, попробовать, а Иван опередил его, подскочил к дереву и давай сечь его мечом под корень. Яблоки попадали и в черных гадких жаб обратились. Иван с Артемом передавили их всех до единой.
– Видите, братцы, какая яблоня? И яблоки на ней несъедобные были.
– Да уж, а как хотелось яблочек поесть, – проворчал старший названый брат.
Ехали братья, ехали, смеркаться стало. Начали подумывать о привале – больно устали. Смотрят, шатер узорчатый – в нем ковер мягкий и подушки пуховые. Ложись и отдыхай!
– Вот здесь и переночуем! – обрадовался Еруслан Лазаревич. Он уже собрался войти в шатер, но Артем задержал его – бросил внутрь пучок сухой степной травы. Через минуту она стала тлеть, а потом вспыхнула ярким пламенем. Изрубили братья названые шатер с ковром и подушками.
– Напрасно вы братья, сердились, – пояснил Иван, – и колодец, и яблоня, и шатер – все это ведьмы были. Если бы мы напились воды из колодца, отравились бы. Если бы мы съели по яблоку, то нас разорвало бы на кусочки. Ну а в шатре, вы и сами знаете, – сгорели бы. Хрычовки хотели отомстить нам за Чудо-юдо.
Вдруг небо стало черным. Ветром ледяным дохнуло, земля задрожала, на братьев названых зверь огромный, ранее невиданный скачет. Не то ящер, не то волк, не то дикий кабан. Пыль за ним столбом до неба поднимается. Повскакивали братья на коней и с умыслом понеслись в разные стороны, а Иван надел шапку-невидимку, меч-кладенец из ножен вытащил, изготовился. Зверь добежал до изрубленного шатра и замер. Не знает, за кем ему гнаться. Пока чудище думало, Иван тихо подкрался к нему и отсек со всего маха голову. И тут мертвое чудище превратилось в обезглавленную ведьму – старую знакомую наших друзей.
– Да, ты был прав, Иван. Откуда ты обо всем этом знал? – спросил Еруслан Лазаревич.
– Мы с Артемом подслушали разговор хрычовок, когда ходили за живой водой, – ответил Иван.
– Да-а, порой и бредни старух полезно послушать,– помолчав, обронил мужик болтанский, богатырь басурманский.

РАССКАЗКА ВОСЬМАЯ

Названые братья на седьмой день пути повстречали странников, калик перехожих.
– Чья это земля будет? Кто хозяин ее? – спросил мужик болтанский, богатырь басурманский у седых, бородатых и длинноволосых старцев.
– Это земли царя Афрона, – отвечал старший из них.
– Вы шутите, добрые молодцы, интересуясь, чье это государство? – подал голос странник-горбун. – Я вижу между вами младшего сына царя Афрона, Ивана Царевича.
– Кто же это из нас Иван Царевич? Уж не я ли? – спросил старший названый брат, подмигнув своим друзьям.
– Нет. Не вы. Вот этот молодец! – и горбун указал посохом на безымянного. Тот, удивившись, попросил странников рассказать ему все о батюшке и государстве . Добавил:
– Я, добрые люди, потерял память…
– Братья твои старшие вернулись, – заговорил самый старший. – Они убили купца, освободили своих жен и Василису Прекрасную. Правда, ее привезли спящей, и она до сих пор еще не пробудилась. Мы были на пиру у царя Афрона, где твои братья рассказывали о своих подвигах. О тебе они сказывали, что ты погиб. Но вижу, это была ложь. Ты жив, царевич.
– Все ваши речи, добрый человек, мне ни о чем не говорят. Я потерял память. Ничего не помню из прошлой жизни.
– Я помогу тебе, Иван Царевич, – горбун достал из сумы маленький бутылёчек. – Отпей сейчас три глотка. К вечеру этого дня к тебе начнет возвращаться память.
– Чем же мне вас отблагодарить за новости, за зелье доброе, – спросил богатырь.
– Если хлеба дадите немного, это и будет благодарность, – ответили странники.
Артем шепнул свату Науму. Мгновение, и котомки калик перехожих отяжелели не только от хлеба… А у горбуна в руках появился немалый кувшин с вином зеленым.
Поблагодарив названых братьев за угощение, странники пожелали им доброго пути.
Ехали молодцы, ехали, стало смеркаться. Разбили шатер, развели костер. Стали мясо на огне жарить, подкрепляться, запивать его кто квасом, кто медом хмельным.
– Вспомнил я все, братья названые. Все, что со мной было, и печаль взяла меня,– сказал Иван Царевич.
– Поделись с нами печалью, брат, и станет тебе легче, – ответили ему остальные.
– Расскажу все по-порядку. Тогда понятно будет,– и начал богатырь свой рассказ:
Было это около трех лет назад. Собрал нас, братьев, отец и говорит:
«Пора, мои милые сыновья, жениться вам. Я стар уже. Боюсь, что не успею внуков понянчить…».
– Что ж, благослови нас, отец. На ком ты нас хочешь женить? Или нам самим свое счастье по свету искать? – отвечали мы.
– Возьмите сыны по золотой стреле и пустите их из тугих серебряных луков в ту сторону, которая мила вашему сердцу, – отвечал отец. Куда стрелы падут, там, знать, и судьба ваша.
Вышли мы в раздольное поле и пустили стрелы в разные стороны. У старшего брата пала стрела на боярский двор. У среднего – на купеческий. А моя в болото, и подхватила ее лягушка.
– Лягушка-квакушка, отдай стрелу, – обратился к ней.
– Ква-ква. Возьми меня с собой, Иванушка.
– Где ты видела, зеленая, чтобы у царского сына женой была лягушка?
– Бери, ква-ква. Знать, я твоя судьба…
Батюшка Афрон сыграл нам свадьбы. Старшего брата женили на боярской дочери, среднего на купеческой, а меня – на лягушке- квакушке.
Как-то говорит батюшка:
– Хочу посмотреть, какие у вас жены рукодельницы. Пусть к третьему дню вышьют мне по рушнику.
Пришел я домой – голова ниже плеч.
– Ква-ква, что-то случилось, Иванушка, – спрашивает меня моя квакушка.
– Сказал батюшка, чтобы ты рушник сделала к третьему дню.
– Ква-ква, не печалься. Будет рушник.
Пришло время идти во дворец к батюшке-царю Афрону. Лягушка подает мне узелок.
Вот развернул отец рушник купеческой дочери и молвил:
– С ним в будний день в баню ходить.
Посмотрел на работу боярской дочери:
– С ним по праздникам мыться.
Глянул на лягушкин рушник и обмер:
– Вот уж красота-то! Таким и пользоваться жаль. Только бы любовался и любовался!
Затаили братья и их жены на нас с лягушкой зло. Прошло время. Батюшка как-то говорит:
– Что-то хочется кваску доброго попить. Пусть мои невестки, ваши женушки, приготовят к третьему дню квас. Хочу узнать, кто из них сноровистее.
Приношу я на третий день бочонок квакушкиного кваса. Попробовал царь купеческой дочки питье – сморщился. Один глаз у него налево, другой направо:
– Ну и кислятина, – говорит. От ковша такого кваса дюжину раз по нужде сбегаешь.
Пригубил квас боярской дочери:
– Вот этот уже лучше. Ядреный. А что, Иван, твоя приготовила?
Я зачерпнул ковшом из бочонка и подал батюшке. Он отведал, отдышался и говорит:
– Вот это квас! Всем квасам – квас! Моя покойная няня на все руки мастерица была. Чудо-квас делала, но этот лучше.
Выпил весь ковш:
– Да! Этот лучше! Отнеси-ка бочонок в мои покои.
После отец сказал, чтобы мы на следующий день явились со своими женами. Будет, мол, пир. Будут гости. Тут уж я по-настоящему загоревал.
– Ква-ква, что закручинился, Иванушка? Беда у тебя?
– Велел батюшка Афрон, чтоб я с тобой на пир явился. А как же я с тобой пойду? Один стыд от людей.
– Не тужи, Иванушка. Иди к батюшке один, а я следом приеду. Если услышишь гром ужасный, не теряйся, скажи гостям:
– Это моя лягушонка в коробчонке едет.
Старшие братья приехали на пир с женами. Те разодеты, разубраны, разрумянены, насурмлены. Стоят они и зло посмеиваются надо мной:
– Что ж ты без жены? Хотя б ее в горшочке принес. Не зря же поди все болота исходил?
Сели гости пировать. И тут поднялся гром ужасный, дворец закачался. Все со страху с мест повскакивали. А я им говорю:
– Не пугайтесь, добрые люди. Это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Бросились гости к окнам, а у крыльца – золотая карета о шести белых, с огненными гривами конях. Выходит из кареты девица несравненной красоты: очи у нее с поволокою, брови черные-соболиные, уста алые. Идет – лебедушка плывет. Заходит она в зал и садится со мной за стол дубовый, скатерь браную золотом и серебром шитую. Вижу, братья старшие от зависти нахмурились. Невестки кисло морщатся.
Стали гости столоваться. Моя женушка испила из чарки да глоток себе в левый рукав плеснула. Отведала лебедя да маленькую косточку в правый рукав бросила. Жены моих братьев заметили это, и то же самое повторили.
Попили-поели, и настал черед плясать. Пошли мы с женушкой в круг. Уж как моя плясала, кружилась всем на диво. Махнула левым рукавом – озерце образовалось. Махнула правым – поплыли по озерцу два белых лебедя. Царь-батюшка и гости знатные добро удивляются. Тут и невестки пустились в пляс. Махнули одним рукавом – гостей обрызгали. Махнули другим – кости полетели. Одна кость батюшке Афрону в глаз угодила. Он рассердился и прогнал обеих старших невесток. Братья, озлобившись, тоже ушли. Я отлучился потихоньку, прибежал домой, нашел лягушачью кожу и бросил ее в печь. Сгорела она. Пришла моя Василиса (так ее при рождении нарекли) и опечалилась, приуныла.
– Меня тоже Василисой зовут, – подала голос кошка.
– Тихо, Васька! Не о тебе разговор, – приструнил Артем.
– Не Васька, а Василиса!
– Лажно уж, Василиса.
– Так вот, – говорит мне отрада, - если бы, Иван, неделю еще подождал, то до скончания века я бы была твоею . А теперь ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве у моего батюшки – морского царя, на дне моря-океана.
Обернулась она белой голубкой и вылетела в окно. Погоревал я, погоревал. Поклонился родителям и пошел в сторону моря-океана искать свою женушку. Долго шел. Вышел я еще весной, а пришел к дикому берегу на излете лета. За дорогу не одни сапоги износил, кафтан истерся, шапка от дождей, солнца да ветра прохудилась. Сел я у моря-океана, не знаю, что дальше делать. Не знаю, где ход в морское царство. Смотрю, распластался краб на спине. Клешнями в воздухе машет, перевернуться не может. Зеленый от водорослей и старости. Ракушки к нему приросли. Перевернул я его и к воде поднес.
– Спасибо, добрый человек, за помощь, – поблагодарил он меня. – Я гляжу, ты чем-то огорчен. Может, я тебе, чем помогу?
– Я пришел к морю-океану за своей женой Василисой Прекрасной. А где ход в морское царство, не знаю.
– Слушай внимательно, добрый человек…
Спрятался я за диковинное дерево, жду. Солнце стало садиться. Белые птицы, летающие над морем-океаном, заплакали, как дети. Закричали.
– Это чайки, – подсказал Птичкин, – А откуда, ты, Иван, о крабах знаешь?
– К нам их заморские купцы привозили. Так вот, прилетели двенадцать сизых голубок, ударились оземь и в красных девиц обернулись. Сбросили сорочки и пошли купаться. Чуть погодя прилетела белая голубка и превратилась в мою отраду, Василису Прекрасную. Она ладнее и краше своих двенадцати сестер. Я как ее увидел, тихо заплакал. Она также скинула с белого тела сорочку и присоединилась к сестрам. Пока они купались, резвились да песни пели, я подкрался тихонько и унес Василисину одежку. Вышли из воды сестры – дочери морского царя, а одной сорочки нет. Искали-искали– не нашли.
– Не ищите, родные сестрицы! Летите домой! – говорит моя женушка, я сама виновата, мне и отвечать.
Девицы надели сорочки, обернулись в голубок и улетели. Когда они скрылись из виду, я вышел из укрытия. Бросилась ко мне на грудь Василиса. Плачет от радости. Успокоившись, говорит:
– Вот перстень с моей руки, когда ты его оденешь, можешь смело идти в море-океан. С ним не утонешь. Заходи в воду у белого камня,– и указала на скалу, что была поблизости. – А теперь прощай. Жду тебя на морском дне.
Обернулась белой голубкой и улетела. Дождался я утра и побрел в море-океан. У белого камня воды расступились, и увидал я неземную красоту. Шел я долго. Показался янтарный дворец царя.
– Чего желаешь, добрый молодец?– спросил меня хозяин морских пучин.
– Приглянулась мне твоя дочь, Василиса Прекрасная. Хочу, чтобы вы нас благословили.
Рассмеялся морской царь, воды забурлили, заходили туда-сюда.
– Что ж, если угадаешь три загадки, будешь зятем. Нет – будешь простым холопом у меня до конца своих дней. Света белого уже никогда не увидишь. Согласен?
– Согласен!
– Что же тебе загадать? – задумался царь. Тут увидел под ногами морскую звезду. – Во! Сосчитай, сколько на дне моего моря-океана звезд.
Ходил я по дну целый день. Видимо-невидимо этих самых звезд. И надумал свое.
– Сколько? – спрашивает наутро морской царь.
– Ровно столько, сколько их на небе.
– А на небе сколько?
– Сосчитайте сами. Я уже считал.
– Ладно, – подобрел он.– Загадаю тебе другую загадку. Сколько в моем море-океане воды? Допустим, если измерять этим вот, – он пнул золотой кувшин, что стоял рядом.
Я взял кувшин и сказал, что измерю. Прошли день, ночь.
– Так сколько же воды в моем море-океане? – спрашивает царь утром.
– Ровно столько, сколько ракушек на берегах вашего царства.
Послал морской царь крабов, чтобы посчитали, сколько ракушек на берегах. Старший краб пришел и доложил: назвал какое-то число.
– Много кувшинов воды в моем царстве, – задумавшись, проговорил морской царь. – Ладно, Иван – сын Афрона, задам тебе последнюю загадку. Угадаешь, будешь моим зятем. Отпущу вас с Василисой на землю. Перед тобой сейчас покажутся тринадцать золотых рыбок. Угадаешь, кто из них твоя избранная, будешь молодцом, нет – холопом. Согласен?
– Согласен!
Морской царь хлопнул в ладоши, и передо мной появилась стая золотых рыбок. Я долго их разглядывал и заметил, что одна из них мне подмигивает. У других же глаза неподвижны. Я и выбрал ее. Морской царь хлопнул в ладоши, и рыбки обратились в девушек. Та, которую я выбрал, оказалась моей Василисой Прекрасной. Это она мне знаки подавала. Благословил нас с Василисой Морской царь и отпустил с Богом на землю.
Но пожить в счастье нам с женой мало было отмеряно. Как-то я с батюшкой и братьями выехал на охоту. А в это время к пристани нашей столицы подошел корабль заморского купца. И стал тот купец зазывать именитый люд и показывать ему разные диковины: кота-баюна, гусли-самогуды, скатерть-хлебосолку и разные другие чудеса. Не выдержали жены братьев и, уговорив Василису, пошли тоже посмотреть на чудеса. Когда же они поднялись на палубу, купец сразу скомандовал: «отдать концы!».
Подняли люди татя все паруса и побежало судно по реке широкой к морю синему. Вернулись мы с охоты, а жен наших нет. Стали мы расспрашивать чужеземных купцов о похитнике. Один из них за золото и серебро открылся:
– Это был вовсе не купец, а царь Долдон-13, один из прислужников Кощея Бессмертного. Я его узнал, потому что он на один глаз крив.
Погоревали мы с братьями и отправились в дорогу искать своих суженых. Так как мы не знали, где царство Долдона, то поехали всяк в свою сторону. Удача выпала на мою долю. Подсказала мне одна ветхая старушка, где его, похитника, логово.
Добрался я до его дворца из черного камня и притаился. Тут затрубили трубы, открылись ворота медные и выехало с дюжину нарядных всадников со сворой охотничьих собак. Один из них в самых богатых нарядах и при самом дорогом оружии был крив. Залез я на самый высокий дуб, снял с плеча тугой лук, вытащил из колчана пучок острых стрел и поразил ими всех всадников. Только кривого оставил живым. Его коня в ногу ранил, чтобы далеко не ускакал. Сошлись мы с Долдоном в честном бою. Долго-долго бились. Наконец, выбил я у него из рук меч, повалил ударом щита наземь и сказал:
– Выбирай: смерть или отдашь похищенное?
– Отдам похищенное!– отвечал он.
Взял я у него связку заветных ключей, а его к дереву прикрутил. Когда привязывал негодяя, признался он.
– Мне за одну из ваших жен Кощей Бессмертный обещал двенадцать сундуков злата-серебра.
– Как ее зовут? – поинтересовался я.
– Василисой. Дочь морского царя.
Ночью забрался я в замок и освободил Василису и жен своих братьев. Но моя отрада была спящей. Видимо, ее опоили каким-то сонным зельем.
Долго ли, коротко ли ехал я с Василисой и невестами старших братьев, а у границы государства батюшки Афрона догнали нас мои братья. Как мне показалось, они были расстроены тем, что я спас их жен, а не они сами. Не хочется мне об этом думать, но, видать, они, братья, сговорившись с женами, предали меня смерти, когда я заснул на привале. Как там моя женушка Василиса? Пробудилась ли она или спит беспробудным сном?

РАССКАЗКА ДЕВЯТАЯ

Названые братья, подъезжая к столице царя Афрона, разжились одеждой странников, калик перехожих. Они прикинулись слепцами. Лица, на манер монахов, прикрыли капюшонами. Поводырем стал Птичкин, который медленно вышагивал впереди – остальные, постукивая посохами, брели гуськом следом. Четвероногих своих друзей, кроме кошки, названые братья оставили в ближайшей деревеньке. В городе молодцы остановились на постоялом дворе для бедных.
К ночи, когда улицы города опустели, когда еле-еле был слышан только стук колотушек ночных сторожей да лай собак, Иван Царевич с Артемом, прихватив шапку-невидимку, отправились во дворец. Богатырь хорошо знал расположение комнат, и друзья без особого труда нашли покои Василисы Прекрасной. Иван Царевич, увидев спящую жену, не сдержал слез.
– Спит моя отрада. Какое же зелье надо приготовить, чтобы тебя разбудить? – тихо проговорил он, склонившись над красавицей. – Чтобы любоваться светом твоих дивных очей. Чтобы слышать речь, подобную лесному ручейку…
Одна из горючих слезинок упала на лицо Василисы. Мгновенье спустя ресницы ее задрожали, и она удивленно открыла глаза. Губы ее разомкнулись:
– Это ты, Иванушка? Ты, мой милый? Я уже думала, что никогда не увижу тебя.
Царевич наш гладил ее волосы, нежно целовал белые руки. Птичкин, смутившись, встал поодаль, отвернулся. Богатырь рассказал жене, что произошло с тех пор, как ее и невесток выкрал Долдон, попросил никому не рассказывать о его появлении в столице. Пусть все думают, что он мертв.
– А твоим младшим сестрам можно открыться? – спросила Василиса. – Они ведь так тебя любят. Больше, чем старших братьев.
– Никому пока не сказывай, душа моя. Еще не время, – посоветовал царевич. – Нам опасно здесь показываться, хотя у нас и шапка-невидимка есть. Мы будем посылать к тебе кошку.
* * *
Еще и петухи не пропели, а по постоялому двору суетливо забегали люди, охая, ахая, крича:
– Нашествие! Нашествие! Война! Спасайтесь, кто может!
Первым из названых братьев проснулся старший – мужик болтанский, богатырь басурманский. Встав с широкой деревянной скамьи, он поскреб за ухом, потянулся так, что затрещали все косточки, сладко зевнул во весь рот, и, не торопясь, побрел на двор проведать, что там такое стряслось.
– Мил человек, что за галдежь? – обратился он к первому попавшемуся, который чуть было не сбил его с ног.
– Ох! Ох! У пристани корабли! Долдон собрался с нами воевать!
Тут тревожно запели боевые трубы, затрещали барабаны. Во дворе Афрона начались военные сборы. Перед огромным зеркалом облачался в доспехи средний сын государя. Ему помогали слуги. Маленький шустрый старичок – брадобрей подравнивал царевичу бороду, завивал волосы, подкручивал усы. Оруженосец поправлял на плечах господина длинный алый шелковый плащ…
Под стенами столицы Афрона встретились два войска. Тут из дружины Долдона –13 выехал на коне могучий богатырь. Бахвалясь, перекидывая из руки в руку огромную палицу, он громко басил:
– Отдайте нам Василису Прекрасную, и мы уйдем с миром. Если же нет, то побьем вас, город сожжем, а всех живых в полон возьмем!
Испугался средний сын Афрона. Только собрался к батюшке гонца послать, чтобы Василису выдали Долдону-13, как вдруг выехал на белом коне из ближайшей дубравы некто в алом плаще, в шлеме, закрывающем глаза. Сошелся он в поединке с хвастливым обладателем огромной палицы. Много раз они нападали друг на друга, ломали оружие, падали с коней и снова продолжали схватку. И вот сошлись они в последний раз, и ловким ударом снес незнакомец голову богатырю из дружины Долдона-13. Стон раздался во вражьих рядах. А богатырь в алом плаще развернул своего коня и врезался в подавшуюся панике толпу Долдонова войска. Направо махнет – дорога, налево – тропинка. Стали понемногу тесниться и отступать к своим кораблям Долдоновы воины. Тут дружина царевича – среднего сына Афрона пошла в наступление. Долдон-13 с приближенными поднялся на корабль, а за ним и остальные дружинники побежали. Кое-как отчалили от берега вражьи корабли и понеслись на всех парусах прочь.
Вернулся средний сын с ратного поля, важничает, пыжится, как индюк, усы подкручивает, на всех орлом смотрит, будто это он супостата победил.
– Так это ты вышел и в поединке побил Долдонова богатыря? – спрашивает отец.
– А кто же еще? Все видели мой алый плащ.
– Я наблюдал за боем в подзорную трубу. Но то ли труба слабая, то ли зрение меня уже подводит, не все рассмотрел.
В честь победы Афрон закатил пир горой. Все гости славили царевича-победителя. Несколько раз поднималось солнце. Столько же раз пряталось за дальним бором. Опять подошли к пристани вражьи корабли. Еще больше высыпало из них ратников Долдона-13. Отправился на бой с врагами старший сын Афрона. Все так же похитник требовал выдать Василису. Испугался царевич и тоже уже собрался послать гонца к царю за Василисой. Но снова появился некто в алом плаще и нагнал такого страху на неприятеля, что тот спешно погрузился на корабли и бежал восвояси.
И снова был пир в честь победы. Теперь в героях ходил старший сын…
Но видно, сильно хотелось Долдону-13 заполучить двенадцать сундуков золота и серебра от Кощея Бессмертного, который пообещал их за дочь морского царя Василису Прекрасную. И снова, как мухи мед, облепили пристань корабли татя. Было их видимо-невидимо.
Собрал дружину Афрон. Сам облачился в ставшие уже тесными доспехи. Оседлал старого боевого коня и отправился на бой с настырным и упрямым врагом.
Сошлись две дружины, копьями долгомерными ощетинились. Между ними расстояние в полет стрелы. Выехал на середину Долдон-13 – конь черной масти гарцует под ним, на дыбы встает. Кричит тать зычным голосом:
– Раз не хотите подобру-поздорову отдать нам Василису Прекрасную, предам я смерти вашего государя Афрона. А царевна все равно будет наша. Выходи, Афрон, на смертный поединок! Не прячься за спинами своих ратников!
Съехались Афрон с Долдоном-13 первый раз – щиты в щепки разбили. Сошлись во второй раз – копья переломали. А когда в третий раз сошлись, изловчился Долдон-13 и вогнал меч по самую рукоять в грудь Афрона. Тот будто скошенная трава повалился на землю. Стала рать победителя теснить Афронову дружину к стенам города. Поредели ряды защитников. И тут крик поднялся:
– Корабли горят! Корабли горят!
Глянул Долдон-13 в подзорную трубу и увидел, что несколько человек, одетых в лохмотья калик перехожих, поджигают его флотилию. Бросился он с отборной сотней к кораблям, чтобы нищих на мелкие кусочки изрубить, а навстречу ему выехал неизвестный богатырь в алом плаще. Съехались в смертной схватке. Не успел Долдон-13 изготовиться к бою, как его голова покатилась по речному песку. Неизвестный же стал косить налево и направо врагов. Тут и Афронова дружина пришла на подмогу неизвестному богатырю. Всех врагов порубили. Ни одного не оставили.
После битвы, уже к ночи, отправили названые братья кошку к Василисе Прекрасной, чтобы справиться о здоровье царя Афрона. Не прошло и часа, как она вернулась.
– Ну что? Рассказывай! – нетерпеливо потребовал Иван Царевич.
– Мяу-мяу, плохи дела. Василиса говорит, что нужна живая и мертвая вода. Иначе царя-батюшку на ноги не поставить. К утру помрет.
Иван-крестьянский сын налил в две маленькие склянки живой и мертвой воды. Живую воду отметил красной ниточкой, мертвую – черной, чтобы не перепутали. Положил их в небольшую торбу, которую кошка взяла в зубы и скрылась в темноте ночи.
– Мяу-мяу! Как здоровье Афрона, тезка, – обратилась она к Василисе Прекрасной.
– Что значит тезка? – удивилась та.
– Меня тоже Василисой зовут.
– Ты заколдована?
– Мяу! Нет, я натуральная кошка. Но – к делу! Я принесла живую и мертвую воду. Знаешь, как ею пользоваться?
– Да. В какой склянке живая, в какой мертвая вода?
– Красная нитка – живая вода, черная – мертвая.
– Передай Иванушке, пусть не беспокоится за здоровье отца. Я все сделаю, чтобы вылечить его.
– Мяу. Поторопись.
– Не волнуйся, тезка. – Василиса Прекрасная погладила кошку и отпустила к названым братьям.
Лекари и знахари расступились перед Василисой Прекрасной. Она аккуратно смазала рану Афрона мертвой водой. На глазах у всех рана на теле царя зарубцевалась. Потом она протерла тело государя живой водой, дала ему выпить несколько глотков. Он с трудом, крехтя, поднялся, обнял младшую невестку, роняя скупые мужские слезы, сказал:
– Спасибо, дочка! Я тебя пытался спасти, а вышло так, что ты меня спасла….
Тут подошел к царю старый, одноглазый, со страшным шрамом на лице воевода.
– Государь, разреши слово молвить.
– Говори.
– Мы могли проиграть эту битву. Наш город был бы сожжен, мужчины перебиты, а наших жен, матерей, невест и детей увели бы в полон. Но нас спас богатырь в алом плаще. Его лица никто не видел.
– Кто же этот герой?
– Никому неведомо. Но я сам видел, как он отсек голову похитнику, невеже Долдону. Он решил судьбу этого боя. Только он.
Старший и средний сыновья потупили глаза.
– Вы ли, царевичи, победили в первых битвах? – спросил царь-отец.
– Мы, батюшка. Мы. Тот, кто тебе говорит, стар. У него один глаз, ему могло привидеться, – затараторили братья.
– Ладно. Не галдите. Поживем-увидим, кто прав, – успокоил своих сыновей отец, в сердце которого закралось сомнение.
Рано поутру Артем с Иваном-крестьянским сыном пошли в лес. Они до захода солнца забирались в самые глухие чащи. Устав, обессилев, присели на огромный пень. Птичкин задрав ногу, пытался вытащить занозу из большого пальца, но у него ничего не получилось. Названый брат стал ему помогать. Хоть мальчик и закалился в походах, но он не мог перенести сильную боль и тихо стонал.
– А-ах! Ах!
– Вы меня звали, добрые люди?
Из дупла матерого дуба вылез маленький, с мезинец, мальчик.
– Тебя, наверное, Ахом зовут, догадался Артем.
– Да.
– Ты случаем не родственник лесному царю Оху?
– Я его правнук.
– Ах! Будь добр, помоги вытащить занозу.
Ах спрыгнул вниз. Мгновение, и палец Артема была освобожден от болючей занозы.
– Спасибо, Ах. Ни скажешь ли, есть в этом лесу волшебные ягоды?
– Есть. Идите на восход солнца три с половиной полета стрелы. У болота они растут.
– Спасибо, Ах. Ты очень добр, – поблагодарил Иван-крестьянский сын.
Младшие названые братья набрали два полных лукошка ягод. В одном были желтые, в другом – красные.
– Чудесные ягоды! Вкус необыкновенный! От ягод румянятся щеки и пропадают морщины.
Во дворе Афронова двора стояли двое: юноша и мальчик. Оба были одеты в крестьянскую одежду, босые. И тот, и другой держали в руках по лукошку, прикрытому белыми платками.
– Чудесные ягоды! Вкус необыкновенный, – напевно кричали они.
К ним стремительно спустились жены старшего и среднего царевичей.
– Что за ягоды, деревенщина?
– Ягоды для вас, барыни, издалека. Попробуйте!
– Да! В самом деле вкусные! – съев красную ягоду, сказала боярская дочь.
– Что вы хотите за лукошко? – спросила купеческая дочь.
– Один золотой, барыни!
– Нате медный пятак и будьте довольны!
Из окна дворца выглянула Василиса Прекрасная и улыбнулась мальчику. Тот ей едва заметно кивнул.
– Кажется, те ягоды были красными, а эти желтые, – усомнилась старшая невестка царя. – Но выглядят так аппетитно! Так аппетитно!
Боярская и купеческая дочери принялись есть плоды янтарного цвета.
– Кислятина, а приятно, – заметила жена среднего царевича. – Василисе не дадим. Обойдется! Она и без того Афронова любимица.
Вечером в покоях старшего и среднего царевичей поднялся ужасный, истошный крик. У боярской и купеческой дочерей выросли огромные бараньи рога. Всю ночь в их спальнях горел свет, слышались плач и ругань: «Нам безродные подсунули! Окаянные! Как же я теперь перед людьми покажусь? О, моя головушка, того и гляди, лопнет! Голь перекатная!».
– Глазам своим не верю! Ты ли это, сын мой младший? – перед Афроном стояли названые братья.
– Я, батюшка, я! Как видишь, жив и здоров, чего и тебе желаю, – ответил Иван Царевич.
– Я, сынок, недавно чуть к праотцам не ушел. Твоя женушка меня спасла. Война с Долдоном была. А тут опять горе – у невесток рога выросли.
– Я могу помочь, отец. Позови братьев и их жен.
Пришли позеленевшие от злобы и боли, с красными от слез и бессонной ночи глазами боярская и купеческая дочери. Следом вошли средний и старший царевичи.
– Расскажите батюшке правду, кто вас освободил от Долдонова плена. Тогда я вас от рогов избавлю. Ну же!
– Вон смотри! – визгливо крикнув, боярская дочь указала купеческой на Артема с Иваном-крестьянским сыном. – Это они нам вчерась ягоды подсунули.
– Да, это они, – спокойно сказал Иван Царевич. – Это мои названые братья. Скажите правду, и рогов не будет.
Невестки во всем признались.
– Как же у вас поднялась рука на брата? – строго спросил у сыновей разгневанный отец.
Царевичи, склонив головы, молчали.
– Это еще не все. Вы ли, братья, побили Долдона? Скажите правду или ваши жены до конца дней будут рогатыми.
– Нет, не мы. Какой-то неизвестный богатырь в алом плаще, – отвечали вспотевшие и покрасневшие от волнения царевичи.
– Это ты был, Иван? – спросил Афрон.
– Да! Это был он, – подал голос Птичкин, – а вражеские корабли пожгли мы, названые братья.
Тут вбежали младшие сестры Ивана Царевича и бросились его обнимать. Следом за ними вошла Василиса Прекрасная. В ее глазах застыли слезы радости.
Афрон сослал старших сыновей с женами (которых избавили от рогов) на окраину своего государства – коз пасти.

РАССКАЗКА ДЕСЯТАЯ

Тихим ласковым вечером Иван Царевич со своими младшими сестрами Аленушкой и Марьюшкой сидел в саду.
– Что-то вы, голубки мои, задумчивы, грустны? Я гляжу, Аленушка лепестки с ромашки срывает. Что случилось?
– Нам неловко, братец, признаться тебе, – ответила Марьюшка.
– Неловко? Вы же, милые мои, всегда поверяли мне свои тайны. Большие и маленькие секреты.
Аленушка вздохнула, набралась смелости и сказала:
– Любы нам твои названые братья.
– Мне – Еруслан Лазаревич, – добавила Марьюшка, – а Аленке – твой тезка Иван.
– То-то, я смотрю, странно себя ведут мои друзья, – обронил, задумавшись, царевич, – особенно тогда, когда разговор идет о вас. Еруслан Лазаревич покашливает, глаза прячет. А Иван краснеет, как маков цвет.
Мужик болтанский, богатырь басурманский, устроившись на царской кухне, уплетал жаренных в сметане карасей. За ним ухаживала, подливая хмельного меда, полная краснощекая повариха. Она была на полголовы выше и в три раза шире старшего названого брата. Съев с десяток карасей и выпив очередную чарку хмельного, мужик болтанский, богатырь басурманский тщательно вытер рушником руки и губы, пригладил на голове остатки жидкой растительности и вкрадчиво поинтересовался:
– Люб я тебе, Меланья, или не люб?
Повариха и без того красная стала пунцовой. Она перевернула на сковороде очередную порцию карасей, хохотнула и ответила басом:
– Вида в тебе нетука, но ты, я вижу, отчаянный мужик. И за это мене люб.
Мужик болтанский, богатырь басурманский, облегченно вздохнув, предложил:
– Если так, Меланья, то давай сыграем свадьбу. Я уже устал от походной жизни. Мне хочется иметь собственный домик, сад с соловьями и дюжину детишек.
Во дворце Афрона стали готовиться к свадьбе мужика болтанского, богатыря басурманского и старшей царской поварихи Меланьи. Все названые братья вместе с женихом отправились на охоту – дичи и зверя к праздничному столу настрелять. Набив птицы и завалив кабана, братья решили сделать привал. Они развели огонь и, жаря свежее, еще не остывшее мясо, разговорились. Иван Царевич завел разговор о своих сестрах. Еруслан Лазаревич начал покашливать и теребить бороду. Иван-крестьянский сын то бледнел, то краснел, то шёл пятнами. -У Марьюшки такие глаза! Такие глаза! Кхе-кхе-кхе. Как спелые-спелые вишни, – выпалил Еруслан Лазаревич.
– А у Аленушки такая светлая и теплая улыбка, – добавил Иван-крестьянский сын, став красным, как свекла. – Она согревает ею, как солнышко. У меня праздник на сердце, когда я вижу Аленушку.
– Видать, не только моей свадьбе быть, – вставил мужик болтанский, богатырь басурманский.
– Ты прав, старший брат! Значит, еще надо дичи набить. Пировать, так пировать. Задержимся до завтра, – предложил царевич, подбрасывая дрова в костер.
В покои Василисы Прекрасной вошел слуга и доложил:
– К вам, царевна, пожаловала какая-то женщина. Молвит, у нее новость от вашего батюшки – морского царя.
– Пусть заходит, раз она от отца, – обрадовалась Василиса.
Вошла маленькая сутулая старушка во всем черном. Ее мышиные глазки бегали по стенам, будто царевна ее вовсе не интересовала. Кошка Василиса зашипела, глядя на пришедшую. Видно, не понравилась ей чем-то гостья.
– Успокойся, тезка, – шутливо попросила царевна кошку. Повернулась к женщине и с приветливой улыбкой усадила ее на скамейку.
– Рассказывайте, как там батюшка? Как его здоровье?
Старушка громко высморкалась в замусоленную тряпицу и скрипучим голосом вымолвила:
– Морской царь на смертном одре. Поторопитесь, красавица, к нему.
Василиса Прекрасная позвала слугу:
– Накормите гостью. А царевичу передайте, что я буду через неделю.
Царевна обернулась в белую голубку и вылетела в окно. Кошка запрыгнула на подоконник и, провожая взглядом царевну, вдруг увидела, как сверху из-за туч метнулся огромный орел. Мгновенье – и голубка в его когтях.
Когда названые братья вернулись с охоты, кошка все им рассказала. Иван-царевич немедленно отправил в погоню три сотни всадников. Гостью в черном поймали и привели во дворец.
– Скажи правду, хрычовка! Скажи, кто тебя послал? – спросил старуху разгневанный Иван Царевич.
Та прослезились и загнусавила:
– Я простая нищенка. Мне дали золотой и попросили передать новость. Больше я ничего не знаю.
Иван Царевич собрался на поиски своей суженой. С ним отправились и названые братья. Ехали они, ехали. Вот уже кончились земли Афрона. Вот развилка дорог. А на ней камень к надписью: «Направо поедешь – себя спасешь, коня потеряешь. Налево – коня спасешь, себя потеряешь. Прямо поедешь – женату быть».
Повернули друзья налево. Солнце закатилось за ближний лес. Сделали привал. Разожгли костер. Глядят, а на горизонте видимо-невидимо огней.
– Должно быть, там большое войско, – предположил Еруслан Лазаревич. – Если посчитать огни, то можно выяснить, сколько их там.
Артем начал считать огни. Насчитал до тысячи и сбился.
– Видно, это смерть наша, – вздохнул мужик болтанский, богатырь басурманский. – Хоть в женихах успел походить, а супругом, видно, стать не суждено.
– Не падай духом, старший! – Подбодрил его Иван-крестьянский сын.
Только-только стало светать, но названных братьев разбудило не пение мирных птиц, а вой труб и бой барабанов. Они вскочили и увидели, как на них надвигается бесчисленное войско. Впереди на боевом коне ехал статный богатырь. Он был молод лицом, но весь седой. Ветер трепал его густые серебряные кудри. Большие глаза цвета потускневшего свинца смотрели на мир холодно и отрешенно, будто он был мертв.
– Молодцы, вы случайно не Василису Прекрасную ищете? – обратился к братьям незнакомец.
– Да! Мы ищем Василису, – подтвердил Иван Царевич.
– А вы видели, что на камне написано?
– Видели.
– Значит, вам жизнь не мила?
– Мне жизнь мила, но без моей суженой она мне не в радость, – ответил царевич. – А братья названые решили мне помочь в поиске.
– Василиса у меня, – сказал незнакомец и кивнул на золотую клетку, в которой в кровь билась белая голубка. – Но вам ее не видать. Поворачивайте коней назад, бродяги, и уезжайте с миром, пока ваши головы целы.
– Ты Кощей Бессмертный? – спросил Еруслан Лазаревич.
– Ты догадлив. Я – Кощей.
– Ну что ж, посмотрим на деле, какой ты бессмертный.
– Одолейте сначала мою рать, – обронил Кощей и махнул своей дружине рукой.
Вражеское войско ощетинилось копьями и двинулось на друзей. Названые братья встали спиной друг к другу и принялись отчаянно защищаться. Птичкин же надел шапку-невидимку и не вмешивался в битву.
Друзья бились с врагом каждый своим оружием. Старший брат – ржавым топором, младшие – мечами. Меч-кладенец переходил в руки того, кому становилось особенно туго. Первым рухнул с коня Иван-крестьянский сын. Артем видел, как его насквозь пронзил копьем один из воинов Кощея. Мальчик сидел на обочине и, сжавшись в комочек, тихо плакал. Вторым пал Еруслан Лазаревич. Ему в шею, чуть выше кольчуги вонзилось несколько отравленных стрел. Задыхаясь и захлебываясь кровью, он еще некоторое время продолжал сражаться. Но раненого богатыря легко добили. Третьим погиб мужик болтанский, богатырь басурманский. Его затоптали конями. Но и Кощей потерял почти всю рать. Иван Царевич, обливаясь кровавым потом, порубил мечом-кладенцом оставшихся врагов.
– Я смотрю, ты со своими друзьями побил мою рать, – обратился к царевичу Кощей, криво усмехаясь. – А готов ли ты со мной помериться силами?
– Готов!
Они съехались. Иван, собрав остатки сил, рубил с плеча, но и волшебный меч не помог. Оружие, которое поражало всех, отскакивало от Кощея. Обессилевшему богатырю Кощей отсек голову.
Наступил вечер. Птичкин плача навзрыд, дрожащими руками откупорил бутылочки с живой и мертвой водой, перетащил в овражек изуродованные тела старших названых братьев и начал их протирать живительной влагой.
Самый плачевный вид имел мужик болтанский, богатырь басурманский. Его и начал оживлять мальчик первым. Когда Артем смазал живот старшего живой водой, тот застонал, пошевелился и еле слышно промолвил:
– Самозванец я, Артем, самозванец. – Из его глаз лились слезы. – Я же был простым бедным крестьянином. Имел немного землицы. Как-то я пахал на своей лошаденке и, защищая ее от назойливых насекомых, убил шапкой тридцать оводов и стаю комаров. Самозванец! Возомнил себя богатырем и решил странствовать по свету. Табличку написал. А вы с Ерусланом Лазаревичем поверили. Нет, чтобы дома на печи сидеть да блины с квасом трескать, отправился подвиги совершать. Самозванец!
– Будет вам, – пытался успокоить его Птичкин, – вы совершили уже немало подвигов. Вы … вы бесстрашный и отчаянный.
– Полно тебе. Вида во мне нет. Даже Меланья мне об этом сказала.
– Мне кажется, главное – не вид, а дух, который сидит в человеке.
Исцеляющей воды было немного, и друзья Птичкина хоть и ожили, но были обессиленными, их раны постоянно напоминали о себе.
Мальчик, прихватив с собой суму и меч-кладенец, отправился в лес собирать лечебные травы и коренья для названых братьев. Пробираясь по густой чаще, мальчик услышал стон. Выйдя на опушку, он увидел, как под упавшим деревом шевелится, пытаясь освободиться, не то медведь, не то заросший бурой шерстью человек. С помощью меча Птичкин помог выбраться пострадавшему. Тот, отдышавшись и размяв бока, поблагодарил:
– Спасибо, добрый человек!
– Пожалуйста. Вы кто? – поинтересовался Артем.
– Я здешний Леший. А ты кто будешь?
Птичкин рассказал о себе и о своих названых братьях.
– Моя сестра, Кикимора болотная, должно быть знает, как извести Кощея, – сообщил Леший. Она все знает. Ей уже пятьсот лет.
– А как мне ее найти?
Леший начал свистеть. На звук прибежал необыкновенно большой еж.
– Он у меня ручной и приведет тебя к Кикиморе. Только не отставай, он шустрый.
Артем пожал Лешему лапу, похожую на корявый корень, и побежал за колючим проводником.
– Ты все хорошо запомнил, молодец? – спросила, чем-то напоминающая большую старую жабу, Кикимора у Птичкина.
– Да. Спасибо вам.
– Еж поможет тебе найти заветное место. Ступай с Богом!
Проходя возле небольшого лесного озера, мальчик заметил на берегу щуку. Она погибала. Птичкину стало жаль рыбу, и он бросил ее в воду.
– Спасибо, добрый человек! – поблагодарила, вынырнув, щука.
Через сотню шагов Артем наткнулся на выпавшего из гнезда желторотого птенца. Мальчик бережно поднял его, залез на дерево и посадил в гнездо.
– Благодарю тебя, добрый человек, – сказал черный ворон.
Между тем мальчик подошел к трехсотлетнему матерому дубу. Глядит – на верхушке каменный сундук. «Легче дерево свалить, чем залезть», – подумал Птичкин. Размахнулся волшебным мечом и одним махом срубил дуб. Едва успел отскочить Артем, а то бы его придавило, как Лешего. Разлетелся сундук на мелкие осколки. Из них выползла змея. Гадину тут же придавил еж-проводник. Из пасти мертвой змеи вылетел воробышек. Не успел он пролететь и сотни метров, как его сбил ворон. Тот самый, птенца которого спас Птичкин.
Раненый воробей выронил из лапок яйцо. Оно упало в лесное озеро. Загрустил Птичкин: озеро глубокое, холодное. Но ничего не поделаешь, надо лезть в воду. Начал Артем снимать с себя одежду. Разделся до трусов. А тут щука знакомая вынырнула. Яйцо в пасти держит.
– Держи, мальчик. Ты, кажется, за ним собрался нырять.



Названые братья приблизились к замку Кощея. Иван Царевич затрубил в боевой рог. На его зов открылись медные ворота, опустился подъемный мост, и навстречу друзьям выехал похитник с дюжиной всадников.
– Выходи, тать, на честный поединок, – зычно крикнул царевич. – Я буду драться обыкновенным мечом, и ты станешь смертным!
Птичкин, сидя на осле, разбил заветное яйцо, достал из него хрустальную иглу и переломил ее надвое. Кощея начало корежить. Он на глазах у всех из видного молодца превратился в отвратительного старика.
Съехались Иван Царевич с Кощеем – копья сломали. Столкнулись во второй раз – у коней ноги подкосились. Стали биться пешими. Изловчился злодей и выверенным ударом сломал Ивану меч. Вот-вот зарубит царевича. Тот только и успевает увертываться. Но вот изловчился богатырь, накинул на Кощееву голову свой плащ. Пока злодей путался в складках плаща, Иван ударил его кулаком под дых. Кощей охнул и свалился. Выбил царевич из рук упавшего врага меч, размахнулся и отсек им злодею голову. А слуг Кощеевых перебили названые братья.
В замке поверженного Кощея названые братья нашли золотую клетку, в которой сидела белая голубка. Выпустили ее. Голубка ударилась о землю и обернулась в Василису Прекрасную. Бросилась она к царевичу – слезы с поцелуями и объятиями смешались.
Не стали победители набивать котомки златом-серебром, камнями самоцветными, а нарвали в Кощеевом саду молодильных яблок. Яблоня только раз в двенадцать лет давала урожай. И если съешь плод с этого чудного дерева, то еще целый век проживешь молодым и здоровым.
Вернулись друзья домой и сыграли сразу три свадьбы: мужик болтанский, богатырь басурманский женился на старшей царской поварихе Меланье, Иван-крестьянский сын – на Аленушке, а Еруслан Лазаревич взял в жены Марьюшку.



– Тема, проснись, проснись! Уже полдень! – тормошила мальчика мама, – обедать пора, а ты все дрыхнешь. Сынок, а где ты такое медовое яблочко взял? Я четвертинку отрезала и съела. Какое ароматное! Сказка, а не яблоко!
– Яблоко? – переспросил Артем, протирая глаза. – Ах, яблоко! Это одноклассница Маринка угостила, – невольно через силу солгал он.
– Странно! – сама с собой разговаривала мама Птичкина, стоя у зеркала. – Вчера начала мазаться простеньким кремом «Ромашка», а сегодня ни одной морщинки. И цвет лица, как в семнадцать лет. Странно!
«Надо и отцу дать дольку яблока», – подумал Артем и заговорщицки подмигнул кошке Василисе.

Конец
1997 г.

ИСТОЧНИКИ
Русские народные сказки:
«Чудесные ягоды», «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», «Заколдованная королева», «Летучий корабль», «Ночные пляски», «Барин и мужик», «Похороны козла», Сказка о молодильных яблоках и живой воде», «Чудесная рубашка», «Сказка о славном, могучем богатыре Еруслане Лазоревиче», «Иван – крестьянский сын и Чудо- юдо», «Царевна-лягушка», «Морской царь и Василиса Премудрая», «Иван, вдовий сын», «Никита Кожемяка».
Украинские народные сказки:
«Ох», «Мужик болтанский, богатырь басурманский», «Летучий корабль», «Сказка про злыдней».