Автор: МВ

- Когда ты мне купишь длинную шубу? – после долгой немоты, капризно спрашивала она.
- К шубе надо покупать навороченную машину и порядочную собаку. Я не осилю всё сразу, - отшучивался он.
Лена весь вечер, лёжа на диване, смотрела бесконечные телесериалы и лузгала семечки. Шелуху она сплёвывала в большую миску, но та всё равно была разбросана по всей постели, валялась рядом на полу. На слова Андрея Лена не реагировала, отмалчивалась, а если и отвечала, то вполголоса, невнятно, еле-еле шевеля губами. Когда они легли спать и он попытался её обнять, она недовольно фыркнула и повернулась к нему спиной.



- Неужели всё упирается только в деньги? – тихо спросил он, чтоб не разбудить дочку. Вопрос остался без ответа. За окном, в непроглядной тьме, протяжно прогромыхал товарняк.
«Вагоны катятся, постукивают по рельсовым стыкам. Такие звуки, словно рядом кузница и мастер размеренно, ритмично куёт. Куёт подкову. Подкову счастья, - Вяземцев грустно улыбнулся заглянувшему в окно тонкому серпику месяца, - Счастье, пожалуй, во взаимной любви. Если её нет – ты мёртв. Серая, каторжная, однообразная череда дней… Когда у нас с Леной всё прошло? Отчуждение. Словно чужие люди. А, может, и были чужими? Может, это был розовый налёт влюблённости?..» Андрей долго не мог заснуть. Ворочался с боку набок. Ворочался осторожно, чтоб не потревожить покой домашних скрипом старого дивана. За полночь забылся чутким, поверхностным сном, полным обрывочных, тягостных, не связанных друг с другом, видений.

5.
Прошло чуть более месяца. Андрей закончил почти все церковные росписи. Осталось написать святую Варвару. Отец Фёдр работой художника был доволен, сдержанно похваливал. Если лики написанных святых Вяземцев видел, представлял себе до того, как взял кисть, то облик Варвары ускользал, не оформлялся в целостный и гармоничный образ, был неясен, расплывчат.
«Какие же должны быть у неё глаза? Овал лица представляю, нос, волосы… А глаза?..» - мучился художник.
Андрей сделал несколько эскизов святой, но отец Фёдр все забраковал. Об одном даже сказал: - Слишком он постный. Чего-то не хватает…
Вяземцев поймал себя на том, что он, на манер заправского ловеласа, заглядывает в глаза женщин, встречающихся на улицах, в маршрутках, магазинах… Но не находил в них искомого.
«Озабоченное, злое, кислое, слащавое, кокетливое, постное, глупое, порочное…» - делал для себя отметки художник о выражении глаз незнакомых девушек и женщин.

6.
Андрей поздно вернулся с работы домой. Ковыряясь в тарелке с остывшим ужином – слипшиеся макароны и ломтик варёной колбасы – он ненавязчиво разглядывал рядом стоящую жену. Она прислонилась к газовой плите, скрестила руки на груди.
«Я уже и забыл, когда в последний раз смотрел на Лену, как на натуру. А поначалу, писал её часто. Десятка два портретов сделал… Она изменилась за одиннадцать лет… Уголки, плотно сомкнутого рта, немного опустились. В глазах нет былой живости - усталость и плохо скрываемое раздражение. Возле них веер мелких морщинок. Чуть обозначился второй подбородок… Волос тусклый… Я тоже в её глазах не Ален Делон. Раньше она меня называла Дон Кихотом. «Такой же смешной и нелепый!» - добро шутила она… А теперь я похож, скорее всего, на тощую, старую, согбённую клячу Дона Кихота…»


7.
В выходные Вяземцевы всей семьёй поехали на море. Ранней весной Андрей помог с художественным оформлением столовой одного пансионата и теперь ему на выходные давали маленький двухместный деревянный домик, что был списан и стоял на задворках базы. Из щелей домика дуло, потолок в одном месте протекал, замок легко открывался гвоздём, но всё равно – крыша над головой.
Лена с дочкой Аннушкой почти весь день пробыли на пляже. Только девочка, время от времени, прибегала в домик за съестным. Андрей же на утренней заре сходил искупался, а потом весь день пролежал на скрипучей металлической кровати с продавленной сеткой – гамак гамаком. На пляже его раздражало обилие полуобнажённых тел, большею частью несовершенных, где-то даже уродливых, хотя и самому Андрею – он это четко и ясно знал - было весьма далеко до Аполлона. Так же Вяземцев плохо переносил жару. Этим, во всяком случае, он оправдывался перед женой, объясняя нежелание составить компанию загорать и купаться. Главной же причиной была тяга к уединению, спокойному чтиву газет, охапку которых он прикупил ещё в городе на вокзале. Домик представлялся художнику кельей, он себе – отшельником, поддерживающим связь с внешним миром, посредством просматривания свежей прессы.
Вечером, ближе к ночи, Вяземцевы всей семьёй пошли в бар под открытым небом на берегу моря. Ненавязчиво лилась музыка. Валерий Меладзе грустил о Лимбо. На музыку, человеческую речь наслаивался, набегал волнами размеренный шум моря. От него тянуло солёной влагой и терпким запахом водорослей. Море и небо слились на горизонте – чёрная бездна, а в ней холодные огоньки звёзд, чуть ниже призрачный свет кораблей, стоящих на рейде.



Стойка бара тоже светилась, подмигивала светомузыкой, утомляла яркой пестротой напитков, сигарет, шоколада – этакий небольшой цирковой балаганчик. Холёный, прилизанный бармен в позолоченных очках и белоснежной сорочке при бархатной чёрной бабочке, сдержанными движениями, немногословием напоминал какого-нибудь младшего научного сотрудника, подрабатывающего летом на курорте. Вяземцевы удобно устроились в белых пластмассовых креслах за круглым столиком. Рядом с ними в основном семейства и влюблённые парочки. Отдыхающие, вальяжно рассевшись, вели неторопливые беседы и потягивали спиртное и соки. Было уютно и покойно.
Андрей взял дочке фруктовое мороженое и бутылочку «Колы», себе и жене по бокалу пива с солёными орешками.
- Тебе ещё долго работать в церкви? – лениво пуская сигаретный дым, поинтересовалась Лена.
- А что?
- Знакомый Жаннет ставит новый ларёк. Надо его разукрасить… Он интересуется, когда ты сможешь приступить. Платит хорошо…
- Точно не могу сказать…
- Поторопись. Я бы сейчас шампанского выпила, - потянувшись, тихо обронила она, - Вон семейка вторую бутылку добивает. А мы пиво лакаем. Пиво – это шампанское бедных….
Элен ( так жена стала представляться в последнее время при знакомстве ) Андрея раздражала. Эта жеманная поза, ментоловая сигарета в пальцах, унизанных кольцами, ярко накрашенные, цвета свежей крови, губы, обильные зелёные тени у глаз.
«Кукла Барби китайской штамповки…», - с досадой подумал Андрей. Он с самого начала не хотел идти в бар - заранее знал, чувствовал, что не обойдётся без обычных жёниных упрёков, капризов и фокусов.
Вяземцев долго не мог уснуть. Он уже с месяц, занимаясь росписью церкви, мучился бессонницей. Списывал всё на серьёзную работу, нервное переутомление. Но, всё же, не смотря на усталость, Андрей испытывал радость, удовлетворение. Как болеющие люди выводят из тела шлаки, так и он, приобщённостью к утомительному, но интересному, творческому делу, снимал накипь с души. Художник словно проснулся от долгого-долгого сна. Вяземцев за этот месяц стал острее чувствовать хаос жизни, её бессмысленную толчею, оголённую жажду наживы, карикатурность человеческих взаимоотношений… По утрам, когда он выкуривал первую сигарету, на него всё чаще накатывались волнами мрачные мысли и, недавно появившееся, чувство полного одиночества. Ему до тошноты не хотелось расписывать торговые киоски, писать глупые, безграмотные и безвкусные тексты рекламных щитов…
«Что-то ты стал постоянно вставать с левой ноги…» - шутил сам с собою художник.
Сон к Вяземцеву не шёл. Дома он привык спать на правом боку или на животе, но только не на спине. На ней он обычно начинал похрапывать и от этого, неприятно вздрогнув, пробуждался. На базовской продавленной койке он устраивался до трёх часов ночи.
«Гнездо гнездом…» - в раздражении отметил Андрей.
Он несколько раз за ночь выходил из домика, чтоб покурить. Полностью обессилив, зарёкся выскочить на улицу в последний раз, сделать несколько затяжек и окончательно завалится на боковую.
«А полная луна, словно блин…» - он плотнее закутался в джинсовую куртку, надетую на голое тело. С моря тянуло ночной прохладой. Вяземцева немного знобило.
Полностью обессилив, мужчина свернулся на кровати калачиком. Его мысли стали обретать некое подобие бреда – он забылся тяжёлым и вязким сном.

8.
Море воды. Море огней. Море людей.
Музыка везде. Под ногами влажный прохладный песок. Над головой бездонное звёздное небо. По спокойной морской глади стелется дорожка от полной багровой луны. Со всех сторон слышится смех: от сдержанного хихиканья до лошадиного ржания, шутки, комплименты, выстрелы шампанского и хлопушек… Праздник Нептуна! Миникарнавал! Здесь морской царь и его свита – царевна и русалки, пираты и черти, всякая другая нечисть. Вот черти выдернули из зевак самого упитанного и тянут его к морю. Он весом велик – центнера полтора будет, складки рыхлого жира на его телище ходят волной. Толстяка роняют. Тащат за ноги.