Автор: Шико

- Здрасьте-здрасьте, проходите на кухню. Я сейчас. Только ногти досушу...

- Ногти? Какие ногти? - опешила психолог.

Она работает в хосписе. В детском хосписе. Она работает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не работа, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.

Её клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбаются. Не празднуют праздники. Не ходят в кино.

Они носят чёрные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.

Они живут в ожидании чёрного дня и делают чёрным каждый день ожидания.
Психолог нужен для того, чтобы прогнать из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдёт ребёнок, зачем жить?



Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое "зачем". И поселить это новое "зачем" в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.

- Какие ногти? – переспросила психолог. – Вы мама Анечки? Вы Снежанна?

- Я мама, мама. Вот эти ногти, - засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.

Снеж 30 лет. 2 года назад её четырехлетней дочке поставили диагноз.

Онкология. 4 стадия. Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. "Плюс-минус 720 дней", - посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.

В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она всё время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.

Конечно, они боролись. Снеж отчаянно карабкалась. Хваталась за любую возможность. Традиционная медицина. Нетрадиционная. В один день после утреннего облучения она могла повезти дочь к деревенскому знахарю. А вдруг? Лучевая терапия и отвары целебных трав. Экстрасенсы. Колдуны. Лучшие диагносты и онкологи.

«А вдруг» закончилось, когда метастазы попали в костный мозг дочки. Снеж поняла: вот теперь - всё. Финальный отрезок пути. Сколько бы там не было дней, они уже без «а вдруг».

Снеж осознала: она больше не сможет ничего изменить. Выбора: жить или умереть – больше нет. Ей, Снежанне, придётся это принять. Она мгновенно замёрзла.

Подождите, но выбор же есть всегда! Даже у осужденного на смерть человека, которого ведут на расстрел, есть выбор. Выбор – с какой мотивацией туда идти. С остервенением, с обидой, с прощением, с надеждой…

Снеж поняла, что в этом выборе – её спасение. И согрелась.

Она выбирает жить «как ни в чём не бывало». Она не станет культивировать болезнь и подчинять ей всю жизнь дочери. И свою жизнь тоже. Она не положит на алтарь грядущей смерти больше ни дня из отведённых Господом на жизнь.
Надо ЖИТЬ. А не ЖДАТЬ.

Да, больничная палата и ежедневные инъекции яда в исколотые вены ребёнка возможно продлят её жизнь на несколько дней. Жизнь ли это для пятилетней девочки? Нет. Это мучение.

Анюта всё время плакала в больнице и просилась домой. Дома – куклы. Мультики. Смешные журналы. Фрукты. Дома – детство. А в больнице – борьба. Но исход борьбы уже определён, зачем тогда?

Снеж забрала дочку домой. И стала жить-поживать.

- Это она не в себе, - хмуро смотрели на Снежанну другие матери, чьи дети оставались в больничных палатах. – Это она сдалась.

А Снеж в этот момент делала свой осознанный выбор. Она перестала падать в колодец. Остановилась. Подняла голову. И увидела небо. И лучи солнца, дотянувшиеся до неё в колодце.

Снеж крепко сжимала Анюткину ладонь, когда они уходили из больницы.

- Пойдём домой, моя хорошая…

- Мы сюда больше не вернёмся? – с надеждой спрашивала девочка.

- Нет, больше не вернёмся, - твёрдо сказала Снеж.

Анюта стала пациенткой хосписа. Ну, то есть жила дома, а там стояла на учёте.
Хоспис – это не про смерть. Хоспис – это про жизнь. Про то, что смерть – это часть жизни. Что умереть – не страшно. Страшно умереть при жизни.

Снеж ценила сотрудников этого заведения. Они всегда были рядом. На расстоянии телефонного звонка. Он всегда готовы были помочь. И они не задавали глупых вопросов. Это важно.

А другие - задавали.

- Как ты? – спрашивали окружающие.

В вопрос зашит глубокий ужас от осознания бескрайности чужой беды и глубокая радость от осознания, что эта беда – не со мной.

- Я – отлично, - честно признавалась Снеж. – Сегодня на карусели поедем. Анютка хочет. Мороженого поедим. По парку пошатаемся.

Люди отводят глаза. Этот текст принадлежит маме здорового ребёнка. Его не должна говорить мама смертельно больной девочки.