Автор: МВ

ГЛАВА 8.
НЕВЕСТЫ И ЖИВЧИК ВЕТХОВИЧ

По большой, шумной и грязной улице топали две огромные, угрюмые, широкоплечие старухи с увесистыми, полосатыми, похожими на матрасы, мешками на плечах. В мешках что-то шевелилось и верещало.
Заметив Запечкина, сидящего на трубе дома без окон и дверей и курящего трубку, одна из старух грубо толкнула другую локтем в бок и хрипло пробасила: – ДАВАЙ, КЛАВДЯ, ЭНТОГО СЫМЕМ!
Старухи резво скинули мешки на землю и стали метать в АЗа тяжелые палки и булыжники. Один из камней угодил Айю в лоб, и он, потирая ушибленное место, завопил:
– Ай-й, бабочки!
Старухи кидали в него все увесистое до тех пор, пока АЗ не залез в трубу.
Сплюнув и грубо выругавшись, хрычовки взвалили на плечи мешки и побрели дальше.
Запечкин переждал в доме, потом вылез и тихо засеменил за злобными старухами. Через сто один шаг Ай увидел первую картину: его обидчицы трясли березу. На ней сидел мужичок и ел бананы. На старух сыпались спелые и зеленые плоды, но они, скрипя зубами, сплевывая, ругаясь матом, раскачивали фруктовое дерево до тех пор, пока не получили желаемого, то бишь мужичка. Ему надавали зуботычин и запихнули в один из мешков.
Приблизительно через триста шестьдесят шесть с половиной шагов хрычовки вошли в серый покосившийся дом без крыши.


Заглянув в открытое окно дома, АЗ увидел вторую картину: буйные старухи с грохотом высыпали из мешков содержимое: безусых юнцов, мужчин в расцвете сил, дряхлых стариков… Одна из старух начала раздевать мужчин, проверяя содержимое их карманов и кошельков. Другая же их оценивала: заглядывала в рты, щупала мышцы. Измеряла линейкой их «достоинства…».
Потом со словами «любовь – не картошка, её не выбросишь в окошко! Это не любовь!..» невесты начали выкидывать в окно забракованных женихов.
Те – голые и побитые – постанывая, расползались в разные стороны. Вместе с ними вылетел и мужичок – любитель березовых бананов. Шлепнувшись оземь, он охнул и выругался в сердцах: – ИДИТЕ У СЕНИ И ОПРАСТАЙТЕ ЧАПЛАШКУ!
Этой фразой он привлек к себе АЗа.
Безтрусого, в ссадинах от падений и побоев, покрытого гусиной кожей от ночной прохлады мужика Ай привел в свой дом.
Для СУГРЕВА и снятия НАПРЯГА они забрались на горячую русскую печь и опрокинули по ГРАНЧАКУ тормозной жидкости. Потом – по второму, по третьему. Увы, закончилась тормозная жидкость, и они стали пить средства для мойки стекол, закусывая кактусовым мармеладом. После средства для мойки стекол перешли на яблочный уксус. Согревшись и расслабившись, мужичок представился:
– Живчик Ветхович Тараканько.
– Ай Запечкин!
– Очень ПРИЯТСТВЕННО.
– Мне тоже.
– Ты свалился с Луны, Запечкин?
– Да! А откуда вы знаете?
– По акценту… Я тоже с нее свалился.
– И с березы! – добавил АЗ.
– С чего я только ни сваливался . И с Великой Китайской стены, и с Биг-Бена, и с Царь-колокола… Всего не упомнишь и не перечислишь. С сеновала раз пятьдесят падал и столько же с самосвала…
– И давно вы на Голубой планете, Ветхович?
– ПОБОЛЕ ТЫЩИ лет. Лунобреки на Голубой планете живут намного дольше, чем у себя на Луне… Кончился кактусовый мармелад. Два лунобрека, допивая яблочный уксус, закусывали мелками для травли тараканов.
И тут Живчик Ветхович Тараканько начал ГНАТЬ ПУРГУ – заговариваться:
– Как сейчас помню рассвет на Куликовом поле! Золотая Орда в злате, серебре, мехах!.. А-а-п, мы как дали оторваться Бонапарту! Но Гитлер не прав. И Клинтон тоже. Зазря он Монику обидел. Женщинам надо ножки целовать. Екатерина Великая меня жаловала и вообще бабочки меня любили. Особенно Анка-пулеметчица. Просто жуть! Не то, что эти две невесты-мымры с полосатыми мешками. Не дали Тараканько бананов березовых пожевать…
ТАМ-ТА-РА-РАМ! Живчик Ветхович свалился с печи. Окосевший АЗ недоуменно поинтересовался: – Ты куда, брат?– потянулся к Тараканько и тоже кувырнулся с печи.
Через минуту из домика без окон и дверей на всю большую, шумную и грязную улицу разносился раскатистый с присвистыванием и бульканьем лунобрековский храп.

ГЛАВА 9.
МУХА

Ай лежал на холодной печи под мухой, точнее – пьяным. У него уже третий месяц продолжался запой. Пил АЗ все, что горит и не горит. Он был полностью гол, только галоши на ногах, и обе левые. Но Запечкину все равно – он под мухой, точнее – пьяный. Но муха тоже была. Она мешала Айю лежать на печи и плевать в потолок. Она – подлая зеленая муха – садилась на разные члены тела АЗа и больно их кусала. Ему же было в удовольствие лежать на печи и плевать в потолок. Он иногда даже доплевывал до перегоревшей, засиженной мухами лампочки и крякал от избытка чувств. А-а подлая зеленая муха на манер директоров, наполеонов, сдохторов… все портила. Она кусала и кусала. Запечкин ни на шутку рассердился и заорал:
– Ты умрешь страшной смертью, подлая зеленая муха!!!
Но она почему-то не испугалась угроз. Продолжала настойчиво садиться на разные члены тела АЗа и зло их куса-а-ать. Ай, хоть и был под мухой, точнее пьяным, но изловчился и поймал подлую зеленую муху левой рукой.
Запечкин лежал на печи и плевал в потолок, а муха уже с час истерично жужжала в его пахнущем потом и чаем кулаке. АЗу надоели мухины вопли – это мешало спокойно лежать на печи и плевать в потолок и лампочку. Он аккуратно разжал кулак и с садистской нежностью оторвал сошедшей с ума пленнице одно крылышко. Потом – другое. Лапку, другую, третью, четвертую, пятую, шестую!.. Но удовольствие от казни Запечкин не получил. Тогда Ай плюнул мухе сначала в правый глаз, потом – в левый. Но это ему тоже не принесло радости. ШПОК! Он вспомнил, что когда пил «Шанель №5», то не закусывал. АЗ положил муху себе на язык и стал ее сосать на манер леденца. Потом съел и подумал: «Муха – плохая закуска. Плавленый сырок «Дружба» лучше!».
АЗ покоился на ледяной печи под мухой, вернее, был пьяным. Но муха тоже была. Даже две! Одна в животе у Запечкина, другая прилетела с большой, шумной и грязной улицы через трубу домика без окон и дверей. Муха, подлая и зеленая, в два раза крупнее первой – казненной. Ай Запечкин с зеленой тоской поглядел на подлую зеленую слоновую муху и с горечью подумал: «А-а-а, на Луне сейчас хорошо! Карраму цветет и абрамаю поспели… И девушки с самыми красивыми, с самыми загадочными и с самыми зелеными глазами я так и не встретил…».


ГЛАВА 10.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АЗа НА ЛУНУ

АЗ, сидя на трубе дома без окон и дверей, увидел девушку. Да-да-да! Ту самую. Его словно ветром сдуло с трубы.
– Девушка, будьте моей женой! – воскликнул Ай, стоя на коленях.
– Вы на челдобрека не похожи?!
– Я пока лунобрек…
Кокетливо закатив свои красивые зеленые и загадочные очи, она рубанула:
– Вот когда станешь челдобреком, тогда и поворкуем, – вильнула своей аппетитной, литой попкой – клетчатая юбчонка задралась, показав отсутствие трусиков. Гордо и небрежно повернув голову в сторону Запечкина, уходя, добавила:
– Лунобрек – звучит подло!
Ай скупил все виды веревок в г. Попугайске. Он желал повеситься на серпе месяца. Для этого требовалась одна очень-преочень длинная веревка.
Весь день он провел за связыванием веревок, канатов, скалок, шнурков… Во дворе дома без окон и дверей громоздилась этаким клубищем змей гора веревок.
Пришла тихая, ласковая ночь. Черное с синевой небо, в нем золотые гвозди-звезды. Они вбиты намертво в небосвод – удерживают его от падения на непутевую Голубую планету Земля.
АЗ собрал всю свою энергию и с пятьдесят третьей попытки закинул веревку на рожок месяца. Натянул ее, проверил на прочность. Ладно!
– Запечкин, что случилось?– внизу, у дома без окон и дверей, стоял Живчик Ветхович и аппетитно уминал березовые бананы.
– Что случилось? Что случилось?..– передразнил его Ай и полез в петлю.
– Зачем себя жизни лишать? Раз забросил веревку на Луну, то поднимайся на нее! Возвращайся на Луну! – весомо заметил Тараканько.
– А вы? – спросил АЗ.
– Я уже стар. Не одолею пути. Сил не хватит и снова свалюсь на Землю. Возвращайся домой! Пусть тебе помогут все земные и лунные боги.
– Прощай, Живчик Ветхович!
– Прощай, АЗ!
– Прощай, девушка с самыми красивыми, с самыми зелеными, с самыми загадочными глазами, – прошептал АЗ. Он поднимался все выше и выше, тихо напевая популярный лунный романс о любви лунобрека к землянке. О неразделенной любви. Он плакал… «Прощай, Голубая планета!».
2004 г.