“...Идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней” (Маркс К., Энгельс Ф. Т. 23. С. 21)

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ



БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ И УСТАНОВКА



В.В. ГРИГОЛАВА



Проблема бессознательного психического — одна из самых сложных и трудно разрешимых проблем в психологии. Следует сказать, что, несмотря на внутреннюю противоречивость учения Фрейда, «открывшего» бессознательное, в нем безусловно есть то рациональное зерно, которое, по-видимому, должна использовать научная психология. И это еще в 40-е гг. особо подчеркивал Д.Н. Узнадзе.

Симпозиум по проблеме бессознательного психического, состоявшийся в Тбилиси в октябре 1979 г., — этапное явление в истории советской психологии, и в этом, несомненно, заслуга его организаторов А.С. Прангишвили, Ф.В. Бассина, А.Е. Шерозия.

На этом симпозиуме были представлены почти все существующие в советской и зарубежной психологии точки зрения на бессознательное психическое: как те, которые пытаются обосновать законность бессознательного психического в психологии, так и радикально противоположные им.

Следует особо подчеркнуть также, что на этом форуме впервые бессознательное психическое стало предметом столь широкого обсуждения в международном масштабе, и можно с уверенностью сказать, что благодаря этому симпозиуму советская психология в настоящее время представляет собой международный центр исследования этой фундаментальной проблемы.

Безусловно, организаторам форума пришлось иметь дело с весьма многообразным материалом, и для приведения его в порядок потребовалась многолетняя кропотливая работа. При том, что многое осталось, неразрешенным или не до конца ясным, многие вопросы получили свое освещение; в целом симпозиум полностью оправдал цели, намеченные его организаторами.

Попытаемся рассмотреть проблему бессознательного психического с позиции теории Д.Н. Узнадзе и осветить некоторые вопросы, которые, по нашему мнению, не были решены на симпозиуме.



*



По мнению В. Вундта, история психологии уже миновала тот этап, когда утверждалось, что «понятия психического факта и факта сознания по их содержанию полностью совпадают» [20; 140]. За этим последовала совершенно противоположная реакция: бихевиористская психология вообще отрицала сознание, подменив его понятием объективного поведения, под которым подразумеваются или физиологические процессы, или целостные действия субъекта, имеющие определенный целевой смысл [9].

Совсем по-другому подошел к критике интроспекционизма психоанализ (психология бессознательного).

«Открытое» З. Фрейдом бессознательное можно считать еще одним серьезным наступлением, предпринятым против сознания в психологии. Согласно теории психоанализа, бессознательному приписывалось такое «динамическое», движущее поведением значение, что рядом с ним сознание выглядело почти как эпифеномен.

Многие авторы отмечали противоречия, содержащиеся в учении Фрейда. Так, Д.Н. Узнадзе противопоставил фрейдовскому бессознательному психическому свою концепцию (теорию установки), где он преодолел противоречия, неразрешимые в рамках теории Фрейда.

С точки зрения традиционной психологии, «все многообразие явлений нашей психической жизни в основном распадается на три отличающиеся друг от друга группы: познание, чувство и воля... Субъект, переживающий какой-нибудь познавательный акт или какое-нибудь эмоциональное содержание или совершающий какой-либо волевой поступок, сопровождает все эти переживания определенными актами, делающими их вполне сознательными психическими содержаниями. С этой точки зрения нет сомнения, что психика и сознание вполне покрывают друг друга: все психическое сознательно, и то, что сознательно, является по необходимости и психическим» [11; 135].

При таком понимании психики, продолжает Д.Н. Узнадзе, она четко отграничивается от всего того, что лишено сознания, и тогда, говорит он, совершенно непонятен вопрос о развитии психики: если будем предполагать, что психическая деятельность ограничивается только сознанием, то следует думать, что психика вообще резко отграничивается от остального живого мира и образует самостоятельную, независимую, совершенно замкнутую сферу действительности в виде сознания. А это не так.

Как мы отмечали выше, представители психоаналитического (Фрейд и др.) направления иначе решают этот вопрос. Согласно их трактовке, наша душевная жизнь вовсе не исчерпывается сознанием. Напротив, сознательные явления выполняют совсем незначительную роль в психической активности человека, которой управляют именно бессознательные психические явления.

Можно было думать, что психика, согласно



146



этой концепции, проходит две ступени развития, из которых первая является ступенью бессознательного, а следующая — ступенью сознательной душевной активности. Однако сторонники психоанализа рассуждают иначе. По мнению самого видного представителя этого направления З. Фрейда, сферы сознательного и бессознательного никак нельзя представить как этапы развития. Правда, бывают случаи, когда какое-нибудь психическое состояние из бессознательного переходит в сознательное, но нередки явления, когда происходит обратное: сознательный процесс переходит в бессознательный, и это обстоятельство часто ложится в основу психических заболеваний человека [13].

Допустим, у человека возникло желание, которое он для себя считает постыдным. Согласно учению Фрейда, личность изгоняет такое желание из своего сознания, будто забывает его. На самом же деле это желание не навсегда изгоняется, не окончательно забывается, а переходит в бессознательное и там продолжает свою активность, часто более сильную, чем если бы это желание было в сознании, между тем субъект о его существовании ничего не знает.

Что происходит с этим вытесненным бессознательным психическим переживанием, когда оно переходит в сознательное состояние? Ответ Фрейда ясен: как только это желание становится сознательным, оно для субъекта делается «обыкновенным» сознательным желанием, что ведет к освобождению субъекта от гнетущего воздействия бессознательного, вызвавшего психическое нарушение личности. «Психология бессознательного определяет бессознательное душевное состояние лишь отрицательно, т. е. как душевное состояние, лишенное сознательности, как бессознательное душевное состояние... Что касается его положительной характеристики, то такой попытки у него не встречается вовсе, потому что этой возможности у нее вообще нет» [12; 9].

Выходит, что бессознательное до его «изгнания» из сознания и после возвращения в сознание является одним и тем же, а в какой форме оно продолжает свое существование там, в бессознательном состоянии, об этом ничего не сказано.

Вышерассмотренную трудность чувствует и сам Фрейд, когда старается доказать существование бессознательного психического по аналогии. Так, говорит он, психические процессы, происходящие в других людях, нам не даны непосредственно, но, несмотря на это, по поведению других людей мы заключаем об их психических состояниях. Если человек бледнеет и у него дрожат руки, напрягается лицо, то мы знаем, что он испытывает страх, а если он смеется, мы знаем, что он радуется, и т.п. Следовательно, по Фрейду, несмотря на то, что то или иное психическое состояние другого человека нам не дано, т.е. оно бессознательно, мы все же знаем о том, каково его психическое состояние.

Подобная аргументация лишена строгой научной основы. Следует отметить, что понимание чужого психического состояния происходит не по умозаключению по аналогии, как это утверждают Фрейд и некоторые другие психологи, а на основе некоторых врожденных механизмов, каковыми, например, являются смех при удовольствии или плач при неудовольствии. Что этот механизм (способность) врожден, видно из простого наблюдения: ребенок, пока еще не обладающий способностью умозаключения по аналогии, воспринимая чужую мимику или жест, прекрасно понимает, когда его ласкают и когда упрекают.

Выше мы отмечали, что, согласно концепции Фрейда, бессознательное желание и до своего образования, т.е. до того, как оно станет бессознательным, и после того, как освобождается от бессознательного состояния, является обыкновенным сознательным переживанием и совершенно не меняется по своему содержанию. По этому вопросу другого понимания придерживается В.Л. Какабадзе: «Мы считаем лишенным основания тезис: для З. Фрейда бессознательное такое психическое, которое после вытеснения из сознания не теряет связи с сознанием, вернее, форму сознания. Положение дела у Фрейда как раз не таково: бессознательное не является ни таким психическим, которое за пределами сознания обладает формой сознания, ни таким, какое само по себе обнаруживается в пределах сознания» [2; 69]. Если рассмотреть вопрос по существу, то бессознательное является не чем иным, как не сознательным, изменившем «местонахождение». «Что же касается их самих, то внутренняя природа и структура их остаются в обоих случаях одинаковыми» [11; 178].

Если б это было не так, если бы бессознательное по своему содержанию отличалось от сознательного, то психоанализу никак не удалось бы применить концепцию Фрейда на практике: психоаналитик, согласно Фрейду, излечивает психическое заболевание тем, что представленное в бессознательном вытесненное желание поднимает до осознания больного, освобождая этим пациента от разрушающего воздействия желания, вытесненного в бессознательное, «в существовании которого мы убеждены, хотя и не воспринимаем, его сами» [16; 188]. Что касается предупреждения Фрейда, «чтобы мы не отождествляли восприятие сознания с бессознательным психическим процессом» [16; 188], то он имел в виду не различие в их содержаниях, а различие в степени обладания психической силой — бессознательное гораздо сильнее по своему воздействию на субъект, чем сознательное. Если бы бессознательное по своему содержанию было чем-то иным, нежели сознательное, было бы принципиально невозможно его возвращение в сознание и этим самым излечение субъекта.

Как известно, одним из основных средств обнаружения бессознательного психического для психоаналитика является сновидение. Не случайно Фрейд сравнивает сновидение с древними языками, которые нельзя понять, основываясь на современной грамматике. «Китайский... язык состоит, так сказать, из одного только сырого материала, подобно тому как язык, которым мы выражаем наши мысли, благодаря устранению выражения отношений разлагается работой сновидения на сырой материал. В китайском языке во всех тех случаях, когда имеется неопределенность, выбор предоставляется пониманию слушателя, который при этом руководствуется общим смыслом» [13; 241, 242]. «Мы должны, однако, сознаться, — продолжает Фрейд, — в системе выражения сновидения



147



положение гораздо менее благоприятно, чем во всех этих древних языках и письменах. В основе своей эти языки предназначаются для обмена мыслей, т.е. рассчитаны на то, чтобы какими бы то ни было путями быть понятными при помощи каких бы то ни было средств. Но как раз у сновидения нет этой особенности. Сновидение не хочет никому ничего сообщить, оно не является средством сообщения мыслей, наоборот, оно рассчитано на то, чтобы оставаться непонятным» [13; 242].

Эту пространную выписку из лекции Фрейда мы привели для того, чтобы показать, какой «глубинный характер» имеет бессознательное для Фрейда и как сложно обнаружить его содержание при обращении к самому арсеналу психоаналитического вооружения.

Согласно Фрейду, то, что по существу известно о бессознательном в психоанализе, получено из интерпретации сновидений. Факт сновидения для психоанализа имеет не только решающее значение, как средство для подхода к бессознательному психическому, но он является и пробным камнем для теории бессознательного психического.

Что представляет собой бессознательная психика?

Ответ Фрейда на этот вопрос ясен: бессознательная психика является психикой, существующей независимо от сознания, а психоанализ — это учение о недоступных прямому наблюдению глубоко лежащих процессах. И Фрейд тут же отмечает, что психоанализ является фундаментом для психологии [16; 189].

Более умеренными выглядят воззрения Т. Липпса о природе бессознательного. Он, например, говорит, что существует довольно большое количество психических фактов, которые не воспринимаются, их существование и сознание не покрывают друг друга.

Согласно Липпсу, бессознательный процесс можно назвать душевным (психическим) на том основании, что он непосредственно связан с содержанием сознания, и бессознательные психические процессы не только существуют рядом с сознанием, но и ложатся в основу сознательных процессов и сопутствуют им. По Липпсу, сознательное (психическое) возникает из бессознательного и туда же возвращается. Бессознательное также способно оказать влияние на субъект, как и сознательное [19; 30]. В работе, опубликованной позднее, Липпс развивает более радикальный взгляд о значении бессознательного психического: по его мнению, факторами психической жизни являются не содержания сознания, а бессознательные психические процессы. Задача психологии состоит в том, чтобы из свойств содержаний сознания выводить заключения о природе бессознательных процессов. Современная психология, говорит он, является теорией подобных процессов, однако она скоро убедится в том, что существуют такие, совершенно иного рода своеобразия, которые не представлены в соответствующих содержаниях сознания [18; 123].

Возвращаясь к Фрейду, заметим, что для него существуют три сферы психического: сознательное, предсознательное и бессознательное. Предсознательное Фрейд называет потенциально сознательным, поскольку оно близко с сознательным психическим. Эта близость, по Фрейду, заключается в том, что оно (предсознательное) может проникнуть в сознание без всяких препятствий. Для Фрейда действительным бессознательным является вытесненное бессознательное, не способное вступить в сознание со своей естественной природой, и если оно и вступает туда, то только как представитель вытесненной бессознательной психики (сновидение и т.д.).

Фрейд под предсознательным подразумевает то, что в современной психологии в основном называют неосознанным психическим. Бессознательная психика, по Фрейду, не является ступенью развития психики, слабым сознанием, минимумом сознания и т.д. По его мнению, психика бессознательна постольку, поскольку она существует без сознания. Нельзя представить положение вещей так, будто переход из сознательного в бессознательное психическое состоит в убавлении интенсивности. Если бы это было так, то исключался бы вообще вопрос о влиянии бессознательной психики на сознательную [17; 242].

Для Фрейда совершенно неприемлемо утверждение, будто латентная мысль является несознательной из-за своей слабости и она сразу же осознается, как только повышается ее интенсивность. Согласно Фрейду, наоборот, существуют такие латентные мысли, которые не могут проникнуть в сознание, какими бы интенсивными они ни стали. Более того, бессознательное психическое, по Фрейду, потому именно и является особенно сильным (например, вытесненное бессознательное), что оно бессознательно [17; 408].

Внесение Фрейдом в психологию понятия бессознательного в определенной мере служило цели утверждения принципа непрерывности психического процесса. Как известно, с такой же целью Лейбниц внес в психологию понятие «малое восприятие» [4]. Малое восприятие, по мнению Лейбница, восполняет; пробел, когда сознание не подтверждает факта существования психики в субъекте. Таким образом, для Лейбница бессознательная психика является восполняющим и связывающим фрагментарность сознательной психики звеном; целостный и непрерывный характер психики обеспечивается непрерывной последовательностью сознательных и бессознательных психических состояний. Бессознательная психика (малое восприятие) является ступенью непосредственно предшествующей возникновению сознательной психики. Кроме того прекращение сознательной психики означает не его ликвидацию, а переход в бессознательное психическое состояние.

Достойно внимания то обстоятельство, что психика, перешедшая в бессознательное, для Лейбница не является чем-то «глубинным», как у Фрейда, а просто продолжает свое существование в виде ослабленного сознательного, или малого, восприятия.

Что же понимается под бессознательным или малым восприятием?

По теории Д.Н. Узнадзе [10; 247—257], посредством акта объективации субъект повторно воспринимает объект с целью его «более детального, более четкого» [10; 246] отражения, что она (объективация) «предшествует любому познавательному акту» [10; 249] и определяет его протекание.

Следовательно, согласно учению Д.Н. Узнадзе, то, что с помощью объективации субъект



148



воспринимает вновь, было им воспринято и до этого, однако после акта объективации это восприятие стало «более детальным, более четким» (Д.Н. Узнадзе), точнее — сознательным. Ясно, что восприятие предметов, происшедшее до объективации, вполне достаточно (ясно, чётко) для выполнения обычных действий на уровне установки; однако когда на пути обычного действия возникает какое-нибудь препятствие и для его преодоления уже недостаточно отражения какого-либо объекта на уровне установки, то становится необходимым повторное, более детальное восприятие предметов, имеющих отношение к поведению, т.е. осознание. После того как с помощью мышления субъект установит причину задержки, поведение завершится обычным путем. Таким образом, мы предполагаем, что то, что Лейбниц назвал малым восприятием, является, по Д.Н. Узнадзе, отражением на уровне установки. Д.Н. Узнадзе обратил особое внимание на малое восприятие Лейбница еще в 1919 г., хотя тогда же отмечал, что «сам Лейбниц не совсем ясно осознавал психологическое значение «малых восприятий», как элементов душевной жизни» [12; 82].

По нашему мнению, понятие установки имеет определенное преимущество перед малым восприятием. Совершая обычное действие, человек совершенно ясно, достаточно, хотя и неосознанно отражает все предметы, имеющие отношение к данному акту поведения — он ясно воспринимает шкаф, где висит его костюм, воспринимает двери шкафа, которые надо открыть, чтобы найти костюм, и т.д. Здесь мы нигде не встречаемся с малым восприятием, которое, кстати, не могло бы обеспечить точную дифференциацию висевшей в шкафу одежды. Во всех таких случаях перед нами всегда действительное, полное восприятие, хотя никогда не требуется вмешательства сознания. Однако если, скажем, на привычном месте, где висел костюм, окажется другая одежда, то именно потому, что человек ясно воспринимал все предметы, он не станет надевать эту другую одежду. В его поведение сразу включается объективация. С этого момента поведение человека осуществляется при помощи сознания: поведение на уровне установки уступает место поведению, опосредованному объективацией.

Однако следует еще раз отметить, что Лейбниц, несомненно, правильно указал, что сознание и психика не идентичны, и для восполнения пробела между ними он ввел понятие «малое восприятие».

В последнее время в советской психологии (например, [1]) порой отождествляют бессознательное и неосознанное, что, по нашему мнению, является смешением понятий. В действительности неосознанное психическое ничего общего не имеет с бессознательным психическим, которое было внесено и прочно внедрено в науку Фрейдом и «глубинной психологией» вообще.

Что такое бессознательное?

Наряду с другими трудностями, возникающими в связи с проблемой бессознательного, есть трудность, связанная с терминологией. С одной стороны, термином «бессознательное» разные авторы часто обозначают разные явления, иногда столь разные, что трудно найти что-нибудь общее между ними. Терминологическая неточность обусловлена прежде всего неопределенностью содержания самого понятия.

С другой стороны, возникает трудность определения бессознательного как психического феномена среди других психических явлений. Характерным для бессознательного, как и для установки, является то, что оно не дается его носителю-индивиду в виде сознательного феномена, как это бывает в случае всех других психических явлений. Можно говорить о сходстве бессознательного и установки по этому признаку, однако совершенно недопустимо их отождествление.

Что такое неосознанный психический феномен и как он проявляется в сознании? В.С. Ротенберг приводит такой пример: «Так, читающие эти строки не осознают в момент чтения, что бумага, на которой написан текст, сделана из того же материала, что и стол, за которым сидит читающий субъект. Но достаточно нам сейчас обратить внимание на этот факт, как он тотчас осознается» [7; 71]. В этом суждении все ясно: в процессе нашей деятельности мы множество вещей не осознаем, но как только возникает необходимость в их осознании, мы беспрепятственно и без чужой помощи осуществляем это. Однако было бы большой ошибкой назвать этот процесс осознанием бессознательного.

Согласно психоанализу, бессознательное может осознаваться через чужое вмешательство: сначала это делает обязательно психоаналитик, а потом, в известных условиях, и сам субъект, носитель бессознательного (больной).

Рассмотрим случай сомнамбулизма — своеобразного нервного заболевания. Лунатик в состоянии сна может ходить по таким опаснейшим местам, на преодоление которых в бодрствовании вряд ли осмелится нормальный человек. Лунатик ясно, можно сказать, чрезвычайно ясно воспринимает окружающие раздражители (без чего невозможно проделать тот сложный путь, который он проходит), однако у него нет осознания воспринятого. Получается странное как будто бы положение: лунатик чрезвычайно ясно, сознательно воспринимает все в окружающем и вместе с тем он не имеет никакого осознания того, что он воспринимает. Восприятие, которое имеется у человека в таком состоянии, близко к восприятию, характерному для животного, однако не тождественно ему, хотя бы потому, что при прохождении опасного пути даже животное испытывает страх, тогда как лунатик полностью лишен его.

Нет никакого основания, казалось бы, говорить о бессознательном поведении лунатика, хотя все его поведение осуществляется без участия сознания. Однако как понять тогда, что лунатик совершает такие целесообразные и вместе с тем сложнейшие и точнейшие движения? Вполне ясный ответ на этот вопрос дает Д.Н. Узнадзе: поведение лунатика происходит на уровне установки, которая позволяет ему без участия сознания осуществить точнейшие восприятия каждого предмета или препятствия, которые ему приходится использовать или преодолевать. Вмешательство внимания (объективация) в действия лунатика не только не будет способствовать их осуществлению, но может привести к его гибели.



149



В жизни человека, таким образом, бывают моменты, когда сознательное восприятие предметов и явлений окружающей среды не только не способствует осуществлению целесообразного поведения, но может и сорвать его.

Следовательно, когда то или другое состояние субъекта (например, установка) не представлено в сознании, это еще не означает, что оно бессознательно. Неосознанное и бессознательное — разные понятия. Установка не осознана, однако она не есть бессознательное.

Рассмотрим еще один случай смешения понятий «бессознательное» и «неосознанное». «Носорог» по-грузински называется «марторка» (что в переводе означает «единорог»). Дети, говорящие на грузинском языке и знающие это слово, обычно не осознают, что оно состоит из двух независимых слов («марто» и «рка»), т.е. обозначает животного, у которого только один рог, в отличие от других животных, обладающих двумя рогами. Однако достаточно появиться потребности узнать, почему это животное по-грузински называется «марторка», а по-русски — «носорог», или случайно обратить внимание на состав этого сложного грузинского слова, чтобы оно из простой суммы слогов превратилось в два независимых друг от друга слова: «марто» и «рка». Пока ребенок не догадывается о таком составе слова, можно ли говорить, что он бессознательно знает это? Конечно, нет! Он ни сознательно, ни бессознательно не знает состава этого слова. Когда он открывает (или ему объясняют), что это слово состоит из двух самостоятельных слов, он просто овладевает новым знанием, и нельзя сказать, что он в этом случае осознал то, что он раньше знал бессознательно.

Существование неосознанного психического не отрицается никем. Когда неосознанное отождествляется с бессознательным и содержание неосознанного приписывается бессознательному — это лишь непонимание. Подтверждением этому являются, по нашему мнению, следующие слова: «Вопрос о бессознательном, т. е. о существовании, о роли неосознаваемой психической деятельности» [6; 57] (подчеркнуто нами. — В.Г.), где видно, что бессознательное и неосознаваемое употребляются в значении неосознанного. Право на такое заключение дает, по нашему мнению, замечание редакторов монографии «Бессознательное: природа, функции и методы исследования» на статью А.Т. Бочоришвили «О бессознательном», помещенную в этой монографии. Они пишут: «А.Т. Бочоришвили считает, что как только психике приписывается существование вне сознания, психика превращается в субстанцию... основная проблема философии — «что раньше»? — снимается и победу одерживает учение о двух равноправных субстанциях — метафизический дуализм». «На этой основе им (А.Т. Бочоришвили. — В.Г.) отвергается «гипотеза о бессознательной психике», а неосознаваемость рассматривается как синоним непознаваемости» [1; 189]. Авторы этих строк неосознаваемость здесь применяют не в значении «непознаваемость», а в значении «неосознанное» (в противном случае они не отрицали бы синонимичности бессознательного и непознаваемого). Что это так, подтверждает следующее высказывание: «Однако, — пишут они, — его (А.Т. Бочоришвили. — В.Г.) можно твердо заверить, что когда мы говорим о бессознательном как о неосознаваемой психической действительности, то мы отнюдь не отождествляем сознание и психику. Мы подразумеваем при этом лишь существование таких форм психической деятельности человека, которые осознаются им смутно или даже не осознаются вовсе (подчеркнуто нами. — В.Г.)... Что касается отождествления «неосознаваемого» с вообще «непознаваемым», то мы понимаем, нет абсолютно никаких лингвистических оснований рассмотреть их как синонимы» [1; 189].

Также отождествляет понятия «бессознательное» и «неосознанное» Ш.Н. Чхартишвили: «Объективную ценность вещи впервые мы постигаем только сознанием. Однако, будучи раз осознанной, она продолжает при необходимости существовать для нас и бессознательно (неосознанно)» [14; 33].

Но если бессознательное и неосознаваемое употреблять в значении неосознанного, теряет всякий смысл противопоставление неосознанного понятию бессознательного Фрейда, ибо это последнее является таким психическим, которое само по себе вряд ли может без помощи психоаналитика всплыть в сознании.

С другой стороны, если бессознательное и неосознаваемое мы будем понимать в значении неосознанного, не остается основания для спора о бессознательном.

Такие противоречия и смешения понятий характерны для большинства материалов, помещенных в вышеуказанных монографиях [1], где очень часто совершенно непонятно, о чем идет речь: то ли о бессознательном психическом, то ли о неосознаваемом или неосознанном восприятии, и где между ними граница.

О неосознанных восприятиях или неосознанной психической деятельности в свое время говорили и теперь говорят многие советские исследователи-психологи.

А.Н. Леонтьев, например, писал: «Осознаю ли я неровности мостовой, когда иду по ней, людей, идущих навстречу мне, предметы, выставленные в витринах магазинов, на которые падает мой взгляд, и т.д., в то время, когда я занят беседой со спутником? Нет. В приведенном случае предметом моего сознания является только содержание рассказа моего спутника. Но значит ли это, что не воспринимаю того, что происходит вокруг меня? Моя действия на улице, все мое поведение в точности соответствует тому, что требует от меня окружение, значит я их воспринимаю» [5; 10—11].

Примерно такого же взгляда придерживается Е.В. Шорохова. Она пишет: «Осознанность и неосознанность являются качествами психического отражения человека. Психическое содержание в человеке не всегда находится на уровне сознания, в частности восприятие, ощущение — формы психического отражения, но не всегда осознаны» [15; 47].

У С.Л. Рубинштейна в связи с этой проблемой читаем: «Различные уровни регуляции... связаны с различными уровнями психической деятельности — неосознанной и осознанной, сознательной. Различные же уровни психической деятельности связаны с разной ее качественной



150



характеристикой, которую психическая деятельность приобретает в разных формах жизни» [8; 272].

Как явствует из этих слов, С.Л. Рубинштейн указывает на неосознанную психическую деятельность, противопоставляя ей лишь сознательное психическое.

С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев, Д.Н. Узнадзе, Е.В. Шорохова и многие другие советские психологи четко различают бессознательное психическое и неосознанное психическое, чего нельзя сказать о некоторых статьях, опубликованных, в указанной монографии [1].

Основная и особая заслуга Д.Н. Узнадзе заключается в том, что он не только признавал существование психического вне сознания, но и раскрыл его психологический механизм в виде установки.

О том, что Д.Н. Узнадзе в принципе отвергает законность бессознательного психического, говорит то обстоятельство, что в качестве названия параграфа он приводит свой основной тезис — «Ненужность понятия бессознательного» [10; 178]1. Заслуживает внимания и тот факт, что этот параграф непосредственно следует за параграфом под названием «Установка не является феноменом сознания» [10; 176]. Отсюда явствует, что для Д.Н. Узнадзе слова «бессознательное» и «не является феноменом сознания» представляют собой совершенно разные понятия.

В параграфе «Установка не является феноменом сознания» Д.Н. Узнадзе ни разу не употребляет для характеристики установки слово «бессознательное». Этот факт не случайный. Д.Н. Узнадзе категорически отрицает законность понятия «бессознательное» в психологии и вводит новое понятие — «установка», делающее понятным феномены, не характеризующиеся признаком сознания. Единственная заслуга Фрейда, по мнению Д.Н. Узнадзе, заключается в том, что «сознательные процессы далеко еще не исчерпывают всего содержания психики и что поэтому возникает необходимость признания процессов, протекающих вне сознания» [10; 180].

Если разделять этот взгляд Д.Н. Узнадзе, то не останется никакого сомнения в том, что для понятия «бессознательная психика» в психологии установки не найдется никакого места. «Оно должно быть отброшено» (Д.Н. Узнадзе) как излишнее. Всякое изменение содержания бессознательного с целью его приспособления к учению Д.Н. Узнадзе совершенно ненужное занятие и ничем не обогащает психологию установки. На вопрос о том, фикцией или реальностью является бессознательная психика, с позиции теории Д.Н. Узнадзе можно дать единственный ответ: бессознательное вообще является фикцией, а установка — реальностью.



1. Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. 1. — Тбилиси, 1979.

2. Какабадзе В. Л. Теоретические проблемы глубинной психологии. — Тбилиси, 1982.

3. Какабадзе В. Л. Философские основы глубинной психологии. (Критический анализ): Автореф. докт. дис. — Тбилиси, 1974.

4. Лейбниц Г. В. Новые опыты о человеческом разуме. Кн. II. — М., 1936.

5. Леонтьев А. Н. Психологические вопросы сознательности учения.— Известия АПН РСФСР. 1947. № 7.

6. Прангишвили А. С, Бассин Ф. В., Шерозия А. Е. О проявлении активности бессознательного в художественном творчестве. — Вопросы философии. 1978. № 2.

7. Ротенберг В. С. Разные формы отношений между сознанием и бессознательным. — Вопросы философии. 1978. № 2.

8. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. — М., 1957.

9. Табидзе О. И. Философские основы науки о поведении. — Тбилиси, 1974 (на груз, яз.).

10. Узнадзе Д.Н. Место бессознательного в психологии. — Вестник Тбилисского ун-та. 1919ю. № 1 (на груз. яз.).

11. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования.— М., 1966.

12. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. Труды. Т. VI. — Тбилиси, 1977.

13. Фрейд З. Лекции по введению в психоанализ. — М., 1923.

14. Чхартишвили Ш. Н. Проблема бессознательного в советской психологии. — Тбилиси, 1968.

15. Шорохова Е. В. Проблема сознания в философии и естествознании. — М., 1961.

15. Freid S. Die Frage der Laienanalyse. Bd. XIV.

16. Freid S. Psycho Analyses. Gesmmelte-werke. Bd. VIII.

17. Lipps Th. Grundtotasachen des Seeleule-bens. Bonn, 1883.

18. Lipps Th. Komik und Humor. Hamburg—Leipzig, 1893.

19. Rehmke J. Die Seele des Menschen. Leipzig, 1920.

20. Wundt W. System der Philosophie. Leipzig, 1907.

Поступила в редакцию 28.XI 1983 г

Рождение частиц из вакуума Физический вакуум представляет собой «море» все­возможных так называемых виртуальных частиц и анти­частиц. В отсутствие внешних полей эти частицы не мо­гут превратиться в реальные. Однако достаточно силь­ное постоянное или быстро меняющееся поле (напри­мер, электромагнитное или гравитационное) может выз­вать такое превращение. Интерес к подобным процессам теоретики проявляли давно. Рассмотрим, например, процесс рождения час­тиц в переменном поле (именно такой процесс важен в случае гравитационного поля). Известно, что квантовые процессы необычны, часто непривычны для рассуждений с точки зрения «здравого смысла». Поэтому прежде чем говорить о рождении час­тиц в переменном гравитационном поле, рассмотрим, простой пример из механики, который сделает понятнее дальнейшее изложение. Представим себе маятник. Его подвес перекинут че­рез блок: подтягивая веревку или опуская ее, можно менять длину подвеса. Толкнем теперь маятник — он начнет колебаться. Период колебаний Т зависит от дли­ны подвеса l:T=2пКореньl/g, где g — ускорение свобод­ного падения. Теперь будем очень медленно подтягивать веревку. Длина маятника уменьшится, уменьшится и период, но увеличится размах (амплитуда) колебаний. Медленно вернем веревку в прежнее положение. Пе­риод вернется к прежнему значению, прежней станет и амплитуда колебаний. Подобные изменения амплитуды носят название адиабатических. Если пренебречь затуханием колебаний вследствие трения, то энергия, заключенная в колеба­ниях, в конечном состоянии останется прежней (такой, как была до всего цикла изменения длины маятника). Но можно и так изменять длину маятника, что после возвращения к исходной длине амплитуда будет ме­няться. Для этого надо подергивать веревку с частотой, вдвое большей частоты маятника. (Так мы поступаем, раскачиваясь на качелях.) Это явление названо пара­метрическим резонансом. Подобным же образом можно «раскачивать» элек­тромагнитные волны в резонаторе. Если в полости с зеркальными стенками и поршнем имеется электромаг­нитная волна, то, двигая поршень вперед и назад с час­тотой, вдвое большей частоты электромагнитной волны, мы будем менять ее амплитуду. Выбирая различным об­разом фазу движения поршня по отношению к фазе волны, можно увеличивать амплитуду электромагнитной волны и уменьшать ее. Но если проводить опыты при всех возможных фазах, то в среднем всегда получится усиление волны. Следовательно, неадиабатичность про­цесса ведет к «накачке» энергии в энергию колебаний. Если в резонаторе имеются электромагнитные волны всевозможных частот, то, как бы мы ни двигали пор­шень, всегда найдется волна такой частоты, которая со­ответствует характерному времени изменения движения поршня. Амплитуда этой волны возрастет. На языке квантовой физики увеличение амплитуды означает уве­личение в волне количества фотонов. Итак, неадиаба­тичность процесса вызывает рождение новых фотонов — частиц электромагнитного поля. После знакомства с этими простыми примерами вер­немся к физическому вакууму — к «морю» всевозмож­ных виртуальных частиц. Для простоты мы будем гово­рить только об одном сорте частиц — о виртуальных фотонах, т. е. квантах электромагнитного поля. Оказывается, что неадиабатический процесс, который в классической физике ведет к усилению уже имеющих­ся колебаний (волн), в квантовой физике может приводить к «усилению» виртуальных колебаний, т. е. к пре­вращению виртуальных частиц в реальные. Так, изме­нение со временем гравитационного поля должно вызы­вать рождение фотонов с частотой порядка характерно­го времени изменения поля. Обычно эти эффекты ни­чтожно малы, поскольку слабы гравитационные поля. Однако в начале расширения Вселенной эти эффекты должны быть очень сильны, так как и гравитационные силы и скорость их изменения там колоссальны. Воз­можно, что квантовые процессы, происходившие еще вблизи начальной сингулярности, определили основные черты сегодняшней Вселенной. Но не только вблизи сингулярности могут рождаться частицы. Уже давно известно, что частицы могут рож­даться вблизи черных дыр. Если тело было заряжен­ным, то после его превращения в черную дыру во внеш­нем пространстве останется электрическое поле. В до­статочно сильном электрическом поле могут рождаться пары заряженных частиц — электроны и позитроны. Рождаются частицы и в поле тяготения вращающейся черной дыры, возникшей из вращающегося тела. Оба процесса вызываются полями вокруг черной дыры и приводят к изменению этих полей, но не уменьшают са­му черную дыру, не уменьшают размеры области, от­куда не выходят свет и любое другое излучение, а так­же частицы.

Так что вакуум - это не совсем пустота в общем-то

Рождение частиц из вакуума Физический вакуум представляет собой «море» все­возможных так называемых виртуальных частиц и анти­частиц. В отсутствие внешних полей эти частицы не мо­гут превратиться в реальные. Однако достаточно силь­ное постоянное или быстро меняющееся поле (напри­мер, электромагнитное или гравитационное) может выз­вать такое превращение.

Я против того, чтобы на всё неизведанное кидали клеймо божественного