Духинский
|
#1 | Пятница, 05.02.2021, 21:35
|
Автор темы
Буйный пони
Поступившие в отделение
Юзер-бар +
Давно поймал себя на мысли, что проблемы с "трудными неуправляемыми подростками" бывают у трёх категорий граждан: 1) у любящих заботливых родителей; 2) у школьных учителей; 3) у офицеров регулярной армии (там не совсем, конечно, подростки, но всё равно тинейджеры, которых молодым, во всяком случае, лейтёхам очень сложно держать в узде). Я нахожу это довольно забавным.
Родители — это люди, которые знают своё "произведение" с момента зачатья. Знают, как никто другой в этом мире. Должны знать, во всяком случае. Но вот наступает момент, когда они всплёскивают руками и восклицают: "Да его будто подменили! Оно совсем перестало слушаться! Никакого сладу с ним нет!"
Учителя — это люди, имеющие профессиональное педагогическое образование. Им пять лет рассказывали, как завоёвывать авторитет у детей и подростков, как привлекать их внимание, как управлять ими. И что же? Всё это получается делать у учителей — когда они забывают нахер то, чему их учили, и приобретают персональный опыт. Но чаще: у них просто это не получается. Наглухо.
Ну и офицеры. Люди, которых тоже учили четыре-пять лет, как подчинять себе других людей. Но, опять же, пока нет персонального опыта (а он может и вовсе не появиться), единственный вопрос, который возникает при наблюдении работы лейтёхи с личным составом: "Чему ж тебя, блядь, учили, дебила кусок?"
При этом ровным счётом никаких проблем с подчинением себе "трудных подростков" не возникает у: 1) руководителей коммерческих компаний, использующих труд молодёжи; 2) инструкторов автошкол; 3) криминальных авторитетов даже самого низового разбора; 4) старших братьев и сестёр, даже если разница в возрасте очень незначительна; 5) сопливых старослужащих в армии, которые всего на год раньше туда пришли, но вертят "салагами", как хотят. Не возникает до такой степени, что они даже не понимают, в чём именно их подопечный — "трудный". Да не, напротив, очень смирный и покладистый.
Замечу, и у родителей не возникало проблем с трудными подростками (даже самого по себе осознания "трудности" переходного возраста), когда подход был "два крейцера в руку, два пинка под гузно, и "ступай-ка, Мартын, сам кормись, а мне и без тебя тяжело". То есть, любое проявление самостоятельности детёнышем, любое желание самоутвердиться — воспринималось как дар божий. Всё, он вызрел, можно его сбагрить, аллилуйя!
Но сейчас, конечно, дело другое. "Ты должен хорошо учиться". "Зачем?" "Чтобы поступить в вуз и получить высшее образование". "Зачем?" "Чтобы занять достойное место в обществе". "Зачем?"
Но даже если "достойное место в обществе", то детёныш видит жизнь. Он видит, сколько имеет хороший автослесарь, электрик или сантехник. И каким уважением пользуется. Не говоря уж о бандитах или нынешнем их эрзац-аналоге в России, ментах. И он должен стремиться к высшему образованию просто ради некоего умозрительного "престижа", когда на самом деле не лежит у него душа к наукам? А нахера?
И вот оно, детёныш, соображает, что родаки несут какую-то херню про то, кем оно должно будто бы стать. И училки — тоже херню какую-то несут. А жить надо весело и для себя.
Почему оно так воспринимает назидательные слова о его благе? Да потому что они и есть херня! Потому что те, кто изрекает сии слова — сами не понимают, чего бормочут, и на кой хер конкретно им это надо. А говорят — просто потому, что считается, будто "так надо, так принято". А подростки — очень остро чувствуют эту фальшь, эту вымученность сентенций (благо, интеллект именно на пике, не загрубел ещё).
Если называть вещи своими именами, со стороны "радетелей о детском благе" имеет место утрата ощущения разумного эгоизма. В их исполнении эгоизм становится неразумным ("я хочу видеть тебя таким-то, и никак иначе, а почему — сам толком объяснить не могу"), и как всякий эгоизм, утративший разумность — он рядится в белоснежную тогу безбрежного альтруизма. А дети — хорошо чувствуют эту фальшь, эту пошлость.
Если ещё проще сказать — у "радетелей" имеет место расфокусировка цели и дезориентация в императивах воспитательного процесса. Отсюда и все проблемы. Они чего-то требуют от других людей (подростков), но не могут объяснить, с какой бы стати и каков их личный интерес в этом. Из-за этого — и все "трудности" переходного периода, когда чел уже достаточно взрослый, чтобы понимать: ему какую-то хуйню задвигают, совершенно неубедительно.
Когда же "воспитатель" вовсе даже не претендует на "воспитательную" роль, когда он просто внятно объясняет, чего конкретно хочет от своего подчинённого РАДИ СЕБЯ, отталкиваясь от СВОИХ шкурных интересов — всё получается замечательно.
Да, разумеется, дети есть дети, они бывают шаловливы, бывают безответственны, но в принципе принимают концепцию: "Если ты работаешь на меня — изволь меня не подставлять, не создавать мне проблем, а за косяки — расплачиваться, поскольку я не намерен ничего терять из-за твоих тупости или разгильдяйства. И я не делаю вид, будто радею о твоём благе. Только — о своём. А уж как ты сумеешь воспользоваться общностью наших интересов и чего для себя поиметь — от тебя зависит".
Это честная позиция, дети это понимают и ценят.
Но если начать ему втирать, мол, вся моя забота только о тебе, о твоём благе — сначала прихуеет, потом на шею сядет. И почему бы нет?
Главное же, люди, вынужденные работать с детьми не ради собственного блага, а ради какой-то абстрактной миссии — они никогда не могут толком объяснить, зачем выдвигают те или иные требования, а когда пытаются — у детей уши вянут. Сплошь пафос, сплошь высокие материи — никакой конкретики, никакого здравого смысла (а на его отсутствие подростки болезненно реагируют).
Помню, когда я в начале нулевых устраивался в среднюю школу учителем английского (бывшая однокашница попросила подменить на свой медовый месяц, ну и мне интересно стало) — у меня было коротенькое собеседование с завучем. И там она задала вопрос: "Что вы сделаете, если поймаете учащихся на уроке за тем, что они разглядывают игральные карты порнографического характера?"
Я ответил: "Попрошу убрать и не отвлекаться от занятия" (на самом деле, я бы предложил описать, что оно видит на карте — по-английски). "А если не послушаются, снова достанут?" "Отберу до конца урока, верну после звонка". "А как же забота о нравственном воспитании?"
По-моему, она, завучиха эта, сама стебалась (тётка была нестарая и невредная), но я ответил: "Извините, у меня нет педагогического образования, только филологическое, поэтому я не могу претендовать на экспертное мнение о нравственном воспитании, я даже вторгаться побоюсь в этом процесс. Лучше оставить его профессионалам".
Реально же, я всегда охуевал от этого маразма. Ну вот какое отношение имеют порнографические картинки к нравственности? И чем это плохо для подростков, зырить порнуху? Что вообще плохого в сексе и обнажённой натуре?
Ей-богу, большинство рассуждений о нравственности и нравственном воспитании напоминают мне анекдот: "Сара, то, что мы принимали за оргазм, оказалось бронхиальной астмой".
Так и здесь. "То, что мы принимали за нравственность, оказалось банальным ханжеством на почве закомплексованности".
Ну вот и имеем "морально активную" популяцию (по счастью, численно ничтожную по сравнению с общей), которая готова поддерживать агрессивную войну, самую тупую и бессмысленную в истории, но кичится тем, что… не знаю, изобличает греховность онанизма. То есть, полные, клинические кретины и деграданты.
На уроках же — ну да, я готов был "воевать" с порнухой. Но ровно в той мере, в какой она мешала мне вести занятие. И если кто-то не унимался, с какими-то весёлыми картинками — да, я мог довольно резко сказать. Что-нибудь вроде: "Если уж так подпёрло это дело, гормональное — пойди в сортир, умойся холодной водичкой. И руки обязательно помой. И возвращайся умиротворённый, мы тебя будем ждать".
По-английски — мог сказать и резче: "You'll have a break for jerking off. But, please, don’t do it right here right now".
Подросток может вспыхнуть, сильно обидеться. Потом, правда, отойдёт — но он не захочет снова меня провоцировать. И он понимает, что всё было справедливо: он решил создать проблемы мне, совершить этакий тест-байт, морально получил по зубам — и, значит, всё ровно, можно сотрудничать.
Главное — не скрывать свой интерес в любом своём действии (чтобы мне урок не мешали вести, поскольку это моя работа, за которую мне деньги платят) и не выдумывать какой-то сверхценной пурги про абстрактные идеалы воспитания. И тогда — всё замечательно с подростками выходит. Как только им даёшь понять, что ЗА СЕБЯ радеешь, а не за них, в твоём представлении. Как только это честно и открыто признаёшь. А они потом уж начинают сами домысливать, что всё-таки и они тебе небезразличны.
Вообще же, чтобы работать с детьми — надо их любить. Да и как можно НЕ?
Дети — они ж как кошки. Да, бывают вредные, своенравные. Да, бывает, гадят. Но что же — кошек из-за этого возненавидеть? Да ладно, они ж пушистые и прикольные! А дети — пусть не такие пушистые, но гораздо более прикольные. И с ними всё-таки более содержательный диалог возможен, нежели с кошками.
Замечу, этот вопрос: "Что вы сделаете, заметив у школяров порнушные картинки?" — мы задавали впоследствии, когда собеседовали соискателей уже в нашу, корпоративную школу, для исчадий сотрудников.
Ну и если чел начинал втирать, как он проведёт сеанс нравственного воспитания, во время урока, — ему вежливо давали понять: нахуй — это там, где дверка в проёме.
Потому что время урока — должно тратиться на преподавание предмета. На оказание образовательных услуг (как же ненавидят это здравое словосочетание совковые чмошники, возомнившие, будто годятся на нечто большее, хотя не годятся и на это!)
При этом, для эффективности образовательных услуг, ты, конечно, должен налаживать контакт с аудиторией и стремиться к тому, чтобы тебя слушали. Но капать на мозги, вещая про нравственность — это не твоя работа просто. У тебя нет такого сертификата, где бы написано было, что ты знаешь, чего правильно, а чего неправильно. Да никто не знает. И претендовать нехер, если ты в здравом уме. Ты можешь претендовать только на то, что нужно конкретно ТЕБЕ. В частности — на создание рабочей атмосферы на уроке, чтобы тебе не мешали. Не больше и не меньше.
Когда же учитель-воспитатель-родитель пытается лезть за рамки собственного нескрываемого интереса, который мог бы внятно обосновать, когда абстракции какие-то начинает гнать — ну, неудивительно, что получает проблемы с подростком, внезапно оказывающимся "трудным".
Надо просто хернёй не маяться — тогда и не будет трудностей. Не считая, конечно, возрастных физиологически обусловленных явлений, вроде заострённых реакций или перепадов настроения — но это легко купируется.
Кто-то, не читавший мой блог ранее, спросит, а есть ли у меня собственные дети?
Ну, незаконных — штук десять, о которых я знаю, которых поддерживаю, но которым не могу уделять много внимания.
В нашей семье — один шкет, которому уже одиннадцать, очень славный паренёк получается.
Тёща, наблюдая нас с Лёшкой, как-то высказалась: "Артём, ты с ним не как отец себя ведёшь, а как старший брат, что ли". Я ответил: "А это плохо?"
На самом деле, я реально не представляю себя в роли папаши, в "каноничном" её виде. "Я тебя породил, и теперь я тебе объясню, как жить, потому что я тебя очень люблю". Неа. Мне удобней объяснять, как надо вести себя со мной, чтобы не выхватить подзатыльник. А на вопрос "Ты меня любишь?" — мне удобней отвечать: "Да конечно! Ты — очень полезная зверушка. Над тобой очень прикольно глумиться. Ещё б тебя не любить!"
Ну и вот такой игриво запанибратский подход — он замечательно работает с Лёшкой, замечательно работает с другими детишками. Не грузить, не витийствовать, не морализаторствовать. А просто объяснять, что мне от тебя нужно то-то и то-то, если хочешь пользоваться моим расположением, и я могу обосновать, зачем мне это нужно.
Когда же "воспитатель" начинает лезть в какие "горние" сферы, в которых сам путается, где нихера не может внятно обосновать — неудивительно, что подростки проникаются ощущением его неадекватности и становятся "трудными".
Гой Гайа!
|
Статус: нет меня
|
|
|