Автор: МВ

Мучаясь бессонницей, Андрей обычно неподвижно лежал на спине и глядел на отблески света, что бросал уличный фонарь на потолок и стены комнаты. Бывало, отблески начинали шевелиться, потом бегать всё быстрее и быстрее, рябить в глазах цветными всполохами. Наконец, после недолгого хаотического движения, они, словно стекляшки калейдоскопа, складывались в лицо незнакомки. Лицо во весь потолок. Андрей начинал тихо постанывать в унисон бродячим собакам, порой скулящим на пустыре недалеко от дома.

13.
Кончилось знойное лето. Зачастил дождями сентябрь.
Вяземцев осунулся, стал ещё больше ссутулиться. Джинсы, бывшие ранее в притык, начали с него спадать. Пришлось продеть в них ремень. Спал он в эту осень плохо, много курил ночами. Ел мало, не чувствуя ни вкуса, запаха еды. Взгляд у него стал тусклым и отстранённым, словно у обречённого, тяжелобольного человека. Если раньше он часто шутил, пусть зло, но шутил, то теперь ему стало всё безразлично, и он отмалчивался, когда его поддевали приятели, знакомые. Мог молчать часами. Пристрастился к водке. Хотя прежде ей предпочитал хорошее пиво и марочное вино. Ему было очень плохо и он желал, чтоб было ещё хуже.
Как-то дочка застала его в тёмной ванной комнате с бутылкой водки.
- Папа, зачем ты пьёшь? – спросила она с жалостью.
Он побагровел и зло накричал на дочь. Лены в тот момент дома не было. Потом просил у Аннушки прощение, целовал её и тихо плакал.
Отношения Андрея с Леной, и так в последнее время натянутые, грозили окончательно испортится и закончиться полным разрывом. Они жили вместе, но были чужими. Он приносил деньги, она стирала и готовила… Делалось это всё по привычке, по инерции, как было заведено давно, сразу после свадьбы.
… С Андреем происходило неладное. Если раньше он работал на манер хорошо отлаженной машины, то теперь в ней – в машине что-то сломалось. Он часто отклонял новые заказы. Работу, ранее делаемую за два-три дня, теперь растягивал на неделю, а то и больше.
В ванной комнате Вяземцев не только пил водку. Бывало вытаскивал из потайного места засохший жёлтый цветок и, погружаясь в глубокие приятные раздумья, нюхал его. Лена же вечерами стала где-то пропадать. Говорила, что ходит на аэробику. Ей было далеко не восемнадцать – ровесница мужа, но она стала носить яркие лосины, юбки выше колен, кофты с большим декольте…



«Дурновкусица… Толстый зад, обтянутый полосатыми лосинами…» - в раздражении думал пьяненький Вяземцев, разглядывая свою жену, крутящуюся юлой у зеркала, перед уходом из дома.
В общем, всё, после той летней ночи, в жизни Андрея пошло наперекосяк.

14.
Вяземцев часто ходил в церковь к Стасу-Фёдору. Там он мог подолгу стоять у фрески с ликом святой и мысленно разговаривать с ним. Иногда художнику составлял компанию убогий подросток, что убирал двор храма. Здесь паренька подкармливали и кое-как одевали. Мальчик обычно молчал. Глядел на Варвару заворожено, не моргая. Раз мужчина заметил слёзы в глазах паренька.
- Ты почему плачешь? – растерянно спросил Андрей.
Мальчик шмыгнул, потом всхлипнул, резким, нервным движением тощей ручонки провёл под носом и невнятно пробурчал: - Моя мама была такой же красивой…
Вяземцев от кого-то слышал, что подросток – сын конченной пьянчужки. Мол, она нарожала с десяток полоумных детей от разных, подобных ей, отцов. И теперь вся эта детвора живёт попрошайничеством и воровством.
Случалось, Андрей беседовал со Стасом-Фёдором. Раз состоялся такой разговор.
- Человек должен жить верой, - красноречил батюшка, - Это не обязательно вера в Бога, а, допустим, вера во что-то ценное духовно… Учёные, люди искусства тоже по-своему верующие…



- Во что же они верят? – спросил Андрей.
- Это старо, но настоящий учёный живёт верой в прогресс. Тот же художник, истинный художник, творит красоту. Ею живёт, ей поклоняется, верит в неё…
- Художник во мне давно умер, - мрачно отрубил Вяземцев, - малярничаю, не более того. Художники и учёные должны делать открытия. Хотя бы для себя. Я же каждый день делаю одно и то же. Ремесленник. Скажи, чем или ради чего жить простому смертному, если он не верит в Бога? - Любовью к ближнему, - не задумываясь, молвил батюшка.
- Соседа можно считать ближним?
- Некоторым образом, да.
- Ну, за что мне любить своего соседа? Если он жлоб. Махровый. Пьёт до поросячьего визга, бьёт жену, через слово мат, плюёт с балкона и прочее скотство…
- Живи для семьи.
- Нет у меня семьи, нет точки опоры, нет ничего кроме дочки Аннушки и … А-а-а! – Андрей тяжело вздохнул и резко махнул рукой, словно ловил подброшенную в верх монету.

15.
Ранней весной Андрей брёл по центральной улице города. Сыпал мокрый снег. Было безлюдно. Всё – небо, дома, деревья, газоны, асфальт… - в тусклых, горчично-пепельных тонах. Порой пейзаж оживлялся яркой курточкой малыша, кричащим зонтом расфуфыренной дамочки… Лица редких прохожих сосредоточены и несколько брезгливы. Их, должно быть, очень раздражала, вводила в апатию грязь и снежная жижа под ногами, ледяная влага, проникающая сквозь обувь едким холодом… - Андре-е-ей! – кто-то тихо окликнул художника. Он посмотрел по сторонам – ни души, - Андре-е-ей! – опять повторилось. Вяземцев ошалевшим взглядом окинул верхушки деревьев, глянул на небо. «Что бы это значило? Голос такой приятный. Где-то я его слышал. Знакомый…»
Время от времени голос стал преследовать Андрея и не только на улице, но и дома. А недели две спустя ему привиделось в окошке проходящей маршрутки лицо незнакомки. Вяземцев во весь дух помчался за машиной, но поскользнулся и упал на мокрый и грязный асфальт.

16.
Наступило лето. Андрей считал дни, ожидая долгожданную ночь. Ночь встречи с незнакомкой. Накануне он привёл в порядок свой парадный костюм, тщательно отгладил белую сорочку, купил новый галстук и розы.
Когда домашние легли спать, он вышел на балкон. Сидя на воздухе, Вяземцев курил одну за другой сигареты. В ожидании скорой встречи с девушкой руки у него дрожали, на лбу выступили капельки холодного пота. Желая отвлечься, снять напряжение, он стал наблюдать за луной. Вот она, идущая на ущерб, вынырнула из-за горизонта, застыла над тёмными верхушками деревьев дальней лесополосы. Цвет её мутно-багровый, воспалённый. Ночное светило, словно свежий синяк.



Луна поднимается всё выше и выше. Уже похожа на несколько примятый апельсин или мандарин. После пятой сигареты Андрея поташнивает – ночное солнце высоко-высоко. Оно выбелилось. От него светло – фонарей не надо… С верхнего этажа, сея искры, полетел в низ окурок.
«Окурок – этакое ничтожество, брошенный ночью с балкона похож на падающую звезду. И окурок, при определённых обстоятельствах, может стать звездой. Да. Пусть на миг, но звездой…» - философствовал художник.
Андрей тихо, на цыпочках зашёл в комнату, но, видно, сказалось большое количество выкуренных за один присест сигарет – голова закружилась и он, не желая того, запнулся о ножку кресла. Тихо ойкнул. - Ты ещё долго будешь шарахаться? – зло прошептала Лена, - Что ни ночь, то хождения, курения! Вяземцев заскочил в свою комнату, включил бра. Сосредоточенно, не торопясь, облачился в костюм. Достал спрятанный букет роз. Лёг на тахту, закрыл глаза, крепко сжал в руке цветы… Попытался расслабиться.
- Скоро, скоро мы встретимся. Я долго ждал этой встречи. Ждал целый год. Долгий год. Такой долгий год… - тихо шептал он, погружаясь в объятия Морфея.
Лена, разбуженная и раздражённая ночными бдениями мужа, пыталась заснуть, но ничего не выходило, - «Что с ним происходит? Он явно болен. Давно замечаю за ним странности. Постоянно витает где-то в облаках, взгляд отрешённый. Ни курит ли он в постели?» - женщина встала, заглянула в туалет, в ванную комнату, потом тихо подошла к комнате мужа. Прислушалась. Приоткрыла дверь. «Что это? Костюм, галстук, розы?..» - но не столько это поразило Лену, сколько лицо Андрея. В последнее время худощавое, костистое, оно в этот миг, в этот ночной час ещё более заострилось, глаза впали, под ними легли тёмные тени. Кожа приобрела нездоровый восковой оттенок. Андрей что-то еле слышно бубнил сухими губами. Она придвинулась к нему, нагнулась. Он повторял всё время одну и ту же фразу: - Я пойду искать края, где живёт любовь моя…
Женщина подошла к телефону, в раздумье взяла трубку…